Автор не берется утверждать, что все эти законы и обычаи существовали.
Маленькая деревенька сотрясалась от хохота и криков людей, от музыки, исполняемой крестьянскими мужиками. В этом году поистине великий урожай, поэтому труженики могут позволить себе пирушку, причем вовсе не маленькую. По улицам шла девушка. Было видно: она измучена жаждой и голодом, терзающими ее, вероятно, довольно долгое время. Столы крестьян едва не ломились от еды, запах которой мог пробудить зверский аппетит. Жареный гусь, поросенок, даже бычья нога — все то, что каждый день видит знать на своем столе, было на пирушке рабочих. Несмотря на голод, девушка даже не попыталась попросить угощение. Пьяные мужские лица, вечно гогочущие и испачканные в жиру, вине и грязи, вызывали отвращение в этой юной особе. От прикосновения больших рук, истерзанных мозолями от долгой и трудной работы, у девушки проходили мурашки, от которых она не могла избавиться, ибо подбадривающие хлопки по спине продолжались до того момента, пока леди не свернула в глухой переулок, не предвещающий ничего хорошего.
«Вернусь обратно и заставлю половину урожая королевству отдать, хотя можно и лордам, господствующим в этих землях. Уж слишком вольно стала себя нищета вести. Как такой мусор, как они могут есть пищу, которую поставляют уважаемым господам? Это оскорбление чести дворянства! Как эти жалкие мухи смеют считать себя и высшее общество равными? Абсурд!»
Леди кипела от гнева, протискиваясь между разваливающимися хижинами. Запах гнилого дерева и сырости заставляли девушку прикрывать нос, дабы защититься от, мягко говоря, неприятного аромата. Услышав позади себя шаги, она ускорилась, изредка посматривая на преследователя. Его волосы были грязными, и на них, видимо, мужики в разгаре веселья вылили пиво. Рубаха была отнюдь не чистой, разорвана в нескольких местах, что позволяло увидеть тело мужчины, сплошь покрытое шрамами от ударов плетью, наверное, он не раз провинился перед своим господином. Мужик был пьян и едва мог внятно говорить, но несмотря на это леди расслышала его слова. Он упорно предлагал ей развлечься, не понимая причины ее отказа, ведь он — лучший работник в поле. Девушка не знала правдивы ли его слова, но останавливаться она ни в коем случае не собиралась, как, собственно, и он. Завидев неподалёку дверь, леди тот час нырнула внутрь, плотно затворив ее. Помещение сию секунду наполнились кромешной тьмой, отчего закололо в глазах от неудобства. Вынув керосиновую лампу, до этого находившуюся под плащом из тёмной парчовой ткани, девушка поспешно зажгла её, тем самым осветив всё вокруг. Казалось, это было не жилое помещение, но кровать в углу и маленький стол доказывали обратное. Нужно было найти другой выход, ибо возвращаться в лапы неотесанного мужичья девушке не хотелось. Завидев проход, видимо, в другую комнату, плотно завешенный шкурой какого-то животного, леди, не задумываясь, направилась к нему. Пересилив своё отвращение, девушка с трудом отодвинула истерзанную кожу бедного животного, о чем тут же пожалела. В нос ударил отвратительный запах разлагающейся плоти. Подняв лампу немного выше головы, леди увидела труп лося, причём весьма не маленьких размеров. От возмущения гостья готова была задохнуться, ибо наглость нижнего слоя не знала границ. Мало того, что о они убили животное на территории своего лорда, хотя не имеют на это никакого права, так ещё и утащили тело к себе домой, видимо, пытаясь скрыть своё незаконное деяние. Отведя руку с лампой немного вправо, девушка увидела какую-то фигуру, накрытую плотной тканью. Любопытство взяло вверх. Переборов свою брезгливость, леди сняла полотно. Глаза непрошенной гостьи распахнулись от ужаса, а в животе неприятно скрутило. Все тело тотчас задрожало. На полу, прижимая к себе скелет ребенка, лежала крестьянка, по разлагающейся плоти которой ползали черви. Девушка, с трудом уняв рвотный позыв, попятилась к выходу, уронив лампу возле трупа.
«Не может быть. Я только что зашла в дом, где больны оспой!»
Та самая болезнь, из-за которой крестьяне дохли как мухи, из-за которой лорды теряли драгоценную рабочую силу, из-за которой население королевства стремительно сокращалось. Из глаз девушки потекли слезы, она в ужасе устремилась к двери, и плевать, что пьяный мужик может быть рядом, главное — сбежать отсюда, как можно дальше, а затем приказать, чтобы тело юной сеньориты вымыли, как можно тщательнее. Маленькие, до ужаса узкие улицы едва давали возможность пробежать ей одной, но толпы крестьян, не на шутку разгулявшихся из-за правления глупого Короля, затрудняли передвижение. Брезгливость ушла на задний план: сталкиваясь с деревенскими жителями, девушка уже возмущённо не кричала, не норовила протереть руки спрятанным в плаще платком, не морщила нос от жутких запахов зловоний, текущим по улицам, словно реки, только вот были они из испражнений и отходов жителей. Такого леди уж точно не видела в высшем обществе, где всегда и повсюду был порядок, где слуги по звону маленького колокольчика выполняли все приказы, беспрекословно слушаясь хозяйку и получая ногой по уставшей роже за малейшую провинность: туфли натёрты не до блеска, из подушки выбилось перо, солнечный луч потревожил сладкий сон господина.
Находясь же здесь, среди простых жителей, наивно полагая, что все будут её слушаться, девушка корила себя за то, что редко появлялась на приемах, выезжала к народу в сопровождении стражи, которая с вечной доблестью охраняла ее с самого детства, она жалела о том, что сбежала из дома, пытаясь показать свою самостоятельность и нрав, но, давайте будем честны, юная леди не приспособлена к такой жизни, она даже одеться без помощи не может, не говоря уже о том, чтобы готовить или того хуже — убираться. Здесь её никто не знал, не слышал никогда ранее её надменного, жесткого, властного голоса, никто не получал от неё пинок по морде, никто не склонял пред ней головы в страхе и почтении прежде, поэтому сейчас все видели в ней очередную крестьянку, пусть она и была в плаще, который простым-то было почти невозможно достать, а уж о крепостных и говорить не стоит, хотя в последнее время участились убийства хозяев: те, что уже не могли терпеть издевательств чопорных синьоров и их избалованных, занеженных, разжиревших детишек, потеряв всю свою семью, в отчаянии набрасывались на господ, когда те пытались в чём-то упрекнуть, а затем забирали ценные вещи, которые могли унести на своей исхудавшей спине, и сбегали, прячась от охраны и рыцарей, в другую деревню, город, порой даже страну, после этого о них ничего более не слышали, может, сдохли под копытами рыцарских скакунов, а, может, разбогатев и купив себе новые документы (в цене неграмотных, конечно, обманули), жили припеваючи, расходуя барское добро, которое с их-то крестьянским, тупым мозгом почти сразу спускалось в никуда.
Цокот копыт по каменной кладке подарил девушке надежду, ведь это рыцарь, человек благородной крови, он-то должен, обязан знать её. Она стала идти медленно, грациозно, словно кошка, с презрением смотря из-под тёмного капюшона на окружающих. Запнувшись о зашуганную, голодную, костлявую псину, явно с блохами и опасной болезнью, судя по язвам, беспощадно испещряющих тело животного, леди упала в недавно вылитые из окна помои. Страшное отвращение постигло её разум, заполняя гневом всё сознание. Крестьяне вокруг заохали и стали отбегать от девушки, как от прокаженной. Капюшон, до этого скрывавший её голову, слетел, открывая всем ярко-розовые волосы. Экспрессивность среди простых жителей была запрещена: только люди, обладающие большой властью или приближенные к Королю, могли себе позволить столь резкое проявление своей индивидуальности. Страх крестьян перерос в панику: рыцарь все ближе, а у какой-то девки слишком выразительная внешность. Все готовы были забить ее камнями насмерть, а затем спрятать тело в каком-нибудь разрушенном доме, где крыша, изрядно прохудившаяся, в скором времени обвалится, спрятав под обломками начинающий гнить из-за сырости труп.
Увидев, что сейчас её здоровью, а, может быть, и жизни, будет нанесен существенный вред, она со всех своих оставшихся сил побежала вперед. Перед самым лицом испуганно заржала лошадь, подняв передние копыта вверх, как, бывает, среди леса встречается поваленное дерево или овраг. Этот тот рыцарь, он-то точно поможет, он обязан её слушать.
— Стой, немедленно забери меня отсюда! — девушка топнула ногой, как капризный ребенок.
— Да как ты смеешь, жалкая крестьянка! — глаза юноши недобро сверкнули, но затем на его лице (на голове шлема не было, что очень странно) появилась ухмылка. — Ты будешь принадлежать мне.
Задыхаясь от возмущения и злости, нахлынувшей так резко и быстро, сменившими на одно мгновение страх, она не двигалась, пристально смотря в мутно-черные глаза, ассоциирующиеся у неё с болотной, грязной водой, — ну уж очень рыцарь был ей неприятен, даже больше крестьянских мужиков. Но она понимала, что, когда юноша уедет, её попросту убьют, отведут в мрачный лес на скормление волкам или же сожгут на костре как ведьму. Мрачный кивок, и они уже скрываются из виду крестьян в массивах рощи.
Только авторизированные пользователи могут писать комментарии
1
Fire Fox 6 ноября 2016г. в 13:412016-11-06 13:41:34
Ура, я дождалась этого фанфика, я думала ты его никогда не допишешь, но, ты его дописала и посвятила мне!)))) Спасибо!! Жду с нетерпением вторую главу, не задерживай ее)))
Angry, я думала, что ты уже не отпишешься... Ну, с быстротой не обещаю) Ибо я ленивая задница...
Fire Fox 6 ноября 2016г. в 14:22 2016-11-06 14:22:39
Алекса, А не надо быть ленивой задницей, надо быть энергичной попой))) Но, я очень жду вторую главу...так что пожалуйста быстрее)))) Ну или же в течении этой недели или следующей, короче как напишешь.)))
версия для печати
Дизайн
Главная
Твиттер
ВКонтакте
Почта
Правила и Политика
English
БорутоФан.ру
Александр Маркин
Анастасия Чекаленкова
Жду с нетерпением вторую главу, не задерживай ее)))