Как сейчас помню. Я играла композицию Yann Tiersen — Comptine D”un Autre Ete L”Apre, которую должна была исполнить на отчетном концерте. С самого детства я была неразлучна с фортепиано. Мы еще жили в Японии. Отец бросил нас с Цуной, когда мне было пять, знатно избив мою дорогую пьющую маму. На момент, когда я пошла в школу, у мамы уже было трое детей (считая меня) — погодки Ино и Дей. Это были дети от второго мужчины матери — Дана, появившегося сразу после ухода моего папаши. Не самый плохой отчим. Учитывая то, что мама наотрез отказывалась устраиваться на работу, он не ушел из семьи, а продолжал обеспечивать малышей. Я начала продавать собственную выпечку на школьных фестивалях, этим самым облегчая задачу Дана поддерживать мое финансовое состояние. Но и такая жизнь длилась недолго. С Даном произошел несчастный случай, и его тело парализовало. Родители отчима забрали его домой, не забыв проклясть нашу семейку. В частности мою недотепу-мать. Мне очень его не хватало. Признаться честно, я была привязана к Дану. После его ухода в жизнь ворвался третий мужчина Цуны.
Это был самый ужасный из всех отчимов. В то время я уже перешла в среднюю школу и повела Ино в первый класс. Дею было столько же, как и мне, когда мой папа бросил меня. Мне приходилось просить соседей присмотреть за ним или вызывать няню на вырученные с фестивалей деньги. Новый отчим — Орочимару — был торчком. Его мерзкие шутки и оскорбления в мою сторону часто вызывали дома скандалы. Несколько раз дело доходило до насилия. Я не раз заявляла в полицию, но мне только и говорили, что я врунья из семейки Харуно, где одни чокнутые. Этот проклятый наркоман избивал меня полотенцем, в которое заворачивал мыло, отчего следов на теле практически не оставалось. В школе про меня стали пускать мерзкие слухи. Однажды, когда я возвращалась домой, за мной увязалась парочка одноклассниц, крича вслед разного рода гадости:
— Эй, Харуно, а правда, что Цунаде-сан недавно нашли в мусорном контейнере? При ней был пакетик с амфетамином, — спросила одна из них, за которой подхватила подружка. — Забавно, что твоя мать меняет своих дилеров так часто. Быть может, именно ты тоже любишь быструю смену партнеров? У тебя ведь уже был в этом опыт, Харуно? — Она постоянно куда-то спешит после школы. Как думаешь, в каком борделе она работает? — Ей даже нет тринадцати. Стремно брать в проститутки девчонку, не достигшую возраста согласия, — они стали громко смеяться.
Мне ничего не оставалось делать, как убежать. Бежать со всех ног. Бежать к музыке, к пианино. Они не знали, как упорно я занимаюсь. Не знали, как мне тяжело совмещать заботу о детях, учебу и любимое занятие. Черт, они ни черта обо мне не знали! А я и не стремилась открываться. Я была замкнутым ребенок, погруженным в семейный быт и личные неразрешенные вопросы. Мне было трудно с кем-то заговорить, завести дружбу. Единственной заботой стало воспитание Ино, Дея и новорожденного Ичи. Их разница в возрасте с Деем была идентична нашей с Ино. Из-за образа жизни родителей малыш родился совсем крохотным. Уже в младенчестве у него начались проблемы со здоровьем. Мне приходилось неделями находиться в больнице, чтобы следить за его состоянием. Ичи был всего год, когда его отец умер от передозировки. Матери пришлось завязать с наркотиками. И тогда я решила действовать.
Мне было известно, что отец уехал в штаты. Я связалась с ним, дабы попросить помощи. В первый и последний раз. Он охотно согласился и даже пообещал предоставить жилье. После окончания средней школы мне удалось продать наш убитый горем дом и собрать деньги для переезда. Отец жил в Браунсвиле — самом ущербном уголке Техаса. Однако дом, в который мы въехали, был гораздо лучше однушки в Ояма. Плата за «щедрость» папы стала мне ношей. Но это был единственный выход, чтобы забрать детей из ада. Единственная вещь, о которой я жалела — крест на моем музыкальном будущем. Я понимала, что больше не смогу вернуться к нотам, ибо с началом новой жизни мне придется трудиться еще усердней.
Кем я только не работала: чинила машины, готовила отменные пиццы, занималась доставкой из китайского ресторана, орудовала на автомойке, даже была парикмахером животных. Конечной точкой моей карьеры стали ночные клубы. Здесь я нашла то, что грело мне душу — музыка. Да, это была не моя многоуважаемая и излюбленная классика, но, черт возьми, я была чертовски счастлива. Я работала ночи напролет, а днем отсыпалась. Время шло, дети росли. Когда Ичи пошел в школу, Цуна сделала мне «подарок», забеременев в пятый раз. Отца близнецов она не знала. По ее словам, секс у них произошел по случайности. То еще было веселье.
После рождения Карин и Сасори стало совсем сложно. Денег стало категорически не хватать. Ино с Деем подключились к семейному заработку. Каждый по-своему. Не знаю, могу ли я ругать Ино за ее распущенную половую жизнь, или осуждать Дея за торговлю наркотиками? В Браунсвиле проституция и наркоторговля считается нормой. Я боюсь, что малышу Ичи придется заниматься чем-нибудь подобным, когда он станет немного старше. Что станет с близнецами — даже думать не хочу. Единственным выходом остается обратиться к старику Джирайе — подонку, что бросил меня, оставив только кучу проблем и отняв детство. Лучше не придумаешь!
— Держи, — брюнет передал мне косяк, и я затянулась. Иногда вот так просто сидеть на вокзале с совершенно незнакомым человеком, расслабляясь марихуаной — лучший отдых, что может быть. — В общем, жизнь у меня не задалась. А с появлением нового ребенка в семье расходы увеличатся. Еще и Дей... — Значит, твой отец — местный владелец стрип-бара с подпольным борделем, известный, как мистер Джи? — Именно, — я передала косяк парню. Он добил его и предложил скрутить еще один. Давно не курила хорошей травки. Этот Учиха знает толк в качественных вещах. — Я как-то работал на него. Думаю, мне стоит сказать это сейчас, — он с осторожностью посмотрел на меня. — Не прими за сторонника сутерских утех. Я работал у него фотографом, устраивал фотосессии эскортницам. Снимки шли на официальный интернет-сайт и каталог для посетителей. — Саске, я ненавижу, когда передо мной оправдываются. Ты делал свое дело. Не нужно сейчас извиняться передо мной за то, что когда-то работал с моим отцом. Тебе не кажется это глупым? — Точно, — он почесал затылок, словно нашкодивший ребенок, желающий улизнуть от проблем. — Прости. Веду себя, словно школьник. Нужно быть немного серьезней. — Не переживай на этот счет, — я улыбнулась парню и стукнула его в плечо. Он смотрел на меня, слегка прищурив глаза, как будто изучал мои черты лица. — Я хочу помочь тебе. Только скажи — как? — он заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос. Впервые за столько лет я ощутила неподдельную заботу по отношению к себе. — Ты уже помог тем, что выслушал меня. Спасибо. С остальным дерьмом я разберусь самостоятельно. Не впервые.
Саске достал из кармана блокнот с ручкой и, написав на нем что-то, вырвал лист, сложил и отдал мне. Я наклонила голову в бок. Он сказал, что в случае, если он понадобится, я всегда могу с ним связаться. Парень приобнял меня и чмокнул в висок, а затем в быстром темпе направился на станцию, махая на прощанье рукой. Я продолжала стоять, рассматривая цифры на листе. Сумасшедший. Дать свой номер незнакомке с кучей проблем — безумный поступок. Кажется, этот парень не из пугливых. В любом случае я не хочу звонить ему и досаждать своими проблемами. Это будет лишним. Что же, пора домой! Придется вызвать такси, ведь на часах за полночь.
— Папочка дома! — я сбросила ботинки и забежала на кухню с надеждой сытно поесть. На подоконнике сидел поникший Дейдара. Меня напугало его поведение. Я подошла ближе и попыталась заглянуть ему в глаза. — У мамы снова случился приступ, — он не поднимал головы. Я села рядом с братом. — Ее забрали в больницу. — Где все? — я достала пачку и протянула ее брату. Больше всего меня волнует, почему он один. — Ино ушла на работу, Итачи у себя в комнате, Сасори и Карин спят, — парень поднес мне зажигалку. — Почему не остановил сестру? Ты ведь в курсе, в каком она положении. — Считаешь, можно остановить танк голыми руками? — И то верно, — я тяжело вздохнула. И все же, у меня оставался нерешенный вопрос. Сейчас самое время разобраться насчет утренней ситуации. — Как дела в школе? На работе? Вообще, в целом? — Нормально. Странно, что ты интересуешься. Есть причины? — Да так, пустяки, всего лишь краденные пятьдесят кусков, которые я откладывала на лечение Ичи. — Черт... — он встал напротив меня, дабы выглядеть более серьезно. Я знаю этот его маневр. — Обещаю тебе — я все верну. — Знаешь, дело не в этом. Ты вынес деньги из собственного дома. Мы ведь семья. Почему ты не сказал, что взял их? — Чтобы ты раздула скандал по поводу того, что мне пора менять работу? Ну, прости. — Чтобы это не выглядело так, словно ты их украл. Причина в этом, а ты не понимаешь, — я снова убегаю от него, отворачиваюсь спиной, оставляя напоследок лишь слова. Надеюсь, когда-нибудь ты признаешь нашу семью. Я просто подожду.
Я пошла на второй этаж. После того, как я навестила двух спящих близнецов, я направилась к первой двери возле лестницы. Когда я зашла, мне показалось, что я попала в маленькую сказку. Все чистенько, все убрано, приятный запах, а также множество игрушек и книг. Стены увешаны рисунками и плакатами. Брюнет сидел за столом и делал уроки. Его комната — обитель тепла и уюта. Этот ребенок всегда делает все, что от него требуется, никогда не говорит лишнего и не имеет привычки влезать в чужие дела. Иногда я представляю его взрослым парнем, за которым бегает куча девчонок, ведь Итачи-кун такой умный и симпатичный. Интересно, останутся ли в нем эти качества, когда он станет старше?..
— Сара, мама умрет, да? — он продолжал писать что-то в тетради. Я зашла слишком тихо, чтобы он мог меня услышать. У него очень хорошее чутье. — Ичи, — я присела рядом с ним на корточки. Мальчик повернулся ко мне, и я взяла его маленькие ладошки. — Все будет хорошо. — Не будет, — большие черные глаза роняли крупные капли слез. — Я слышал, что сказали врачи. Рак убьет маму в кратчайшие сроки... — он быстро достал из кармана ингалятор и поднес его ко рту. — Будешь много нервничать, приступы усилятся, — я вытерла брату слезы и погладила по волосам. — Сара, пообещай мне, что мы попрощаемся с мамой, когда придет время. Это важно. — Обещаю, — я обняла брата. "Обещаю". Черт... Ненавижу это слово. Сейчас я в полной мере поняла, что мне стоит поговорить с Деем.
Я снова спустилась на первый этаж. Блондин был в зале, сидел на открытой веранде, наблюдая за звездами. Если я буду продолжать убегать от него, отворачиваться от его проблем, то никогда не смогу помочь ему. Как бы там ни было, он все еще ребенок. И он все еще мой брат, которого я искренне люблю. Усевшись рядом, я взяла его за руку и сымитировала улыбку, поджав губы. Он рассмеялся. — Слушай, я тут пораскинул, место на кладбище стоит больших денег, а у нас во дворе так много свободного места. — Я, конечно, не придерживаюсь норм и моралей, но мне кажется, что хоронить пока еще живого человека, который тебя родил, во дворе собственного дома, как минимум, не гуманно. Думаю, нам просто стоит найти участок подешевле. — Дико извиняюсь, но не слишком ли много ей в этой жизни достается? Считай, третий дом купим, и только для нее. — Ты имеешь в виду собственное место на кладбище? — Именно, — кажется, наш юмор становится слишком «черным». Пора прекращать.
— Знаешь, Дей, какой бы Цуна не была, она наша мать, и мы обязаны ей хотя бы за то, что она не бросила нас. Мы все были готовы к тому, что она убьет себя, и мы все знали, что не сможем помочь ей с зависимостью. Мы не должны винить ее. Это был выбор Цуны. Нам остается только принять то, что есть. Ведь так? — Все так, — он шмыгнул носом. Я обняла блондина, прижав к груди. — Боже мой, даже ты способен на сочувствие, — горько улыбаясь, я гладила его по голове. — Ничего, мы справимся. — Все в порядке, пока у семьи есть ты. Все остальное — неважно, — его слова согрели мне душу. Мы просидели так с ним еще некоторое время, пока Дейдара не заснул у меня на коленях. Тишину нарушил звук открывающегося замка. Я аккуратно уложила голову брата и последовала к месту шума.
— Ничего не хочешь мне сказать? — скрестив руки на груди, я строго наблюдала, как эта чертовка, будучи далеко не трезвой, пытается снять обувь. Ино, скоро я вмажу тебе так, что от тебя не останется мокрого места! — Хо-ик-у, — буцнув туфли за комод возле входной двери, она с улыбкой посмотрела на меня: — Я соб-ик-раюсь сделать аборт.