Выставленное на продажу сердце

Сможете ли вы определить свою цену? А другого человека? Естественно, жизнь нельзя измерить в деньгах, а вот мой отец так не считает. Уже несколько месяцев он старается продать меня и получить от этого наибольшую выгоду. Известные в нашей местности корпорации давали слишком мало: каких-то десять миллионов долларов. Конечно же, папочка не мог продать свою дочь за такую ничтожную сумму, поэтому отказывался от таких предложений руки и сердца, пытаясь найти того кандидата, кто уж точно не продешевит. «Красавица, умница, скромная и кроткая, словом, идеальная девушка, один изъян только: совершенно не умеет готовить» — в таком свете представлял меня отец потенциальным мужьям. Отчасти, конечно, он был прав, но разве я виновата, что только-только окончила институт и уже собиралась начать строить свою личную жизнь (включая обучение кулинарии), как начались эти «аукционы»? Два миллиона, десять миллионов; двадцать миллионов; двадцать миллиардов, двадцать миллиардов раз, двадцать миллиардов два, двадцать миллиардов три! Продано! Именно так и выглядели мои похождения по банкетам в поисках« денежного мешка», да и цены тоже идентичны. Вот меня и продали какому-то богатенькому сынку, отец которого пообещал огромные инвестиции нашей компании. Отец прям засиял и на радостях стал составлять план на ближайшие пять лет.

Мой отец негодяй, правда? Как же так? Собственную дочь продать кому-то и сломать её жизнь окончательно. Его дражайшая и любимейшая дочурка будет жить в неволе, пока он будет выбивать деньги из тупого старикана. Вообще-то мой папа не всегда был таким. Раньше в нашей семье царили мир и благодать, как говорится. Меня любили и лелеяли, души во мне не чаяли, пытались всячески окружить заботой и вниманием. И плевать, что мы были бедными, что мне приходилось носить уже малую мне обувь несколько лет подряд, главное — мы были по-настоящему счастливы. Пока отец не решил открыть своё дело и накопить-таки дочери на оплату приличного университета. Нам пришлось продать машину, кредит за которую мы отдавали около пятнадцати лет, разменять бабушкин огромный дом на окраине на две маленькие квартиры в центре города, а затем одну из них продать, а самим ютиться в одной маленькой комнатке, но, как говорится, в тесноте да не в обиде. Нам удалось открыть свой бизнес, пока ещё маленькую конторку, но всё же. Дела на удивление шли хорошо, возможно, папа просто смог подгадать момент, когда именно эти услуги были нужны.

Шло время, и меньше чем через год мы уже переехали в квартиру побольше прежней. У меня снова появилась своя комната. Признаюсь, это было чуть ли не самым счастливым моментом тогда, учитывая то, что всё-таки я обучалась уже в третьем классе старшей школы. Там и до университета было рукой подать, поэтому родители стали работать вдвое больше, и я уже почти никогда их не видела дома. Но в те моменты, когда они возвращались с работы, мы снова становились дружной семьёй. Вкусный ужин, вечерние посиделки перед телевизором — всё, что мне было нужно в трудную минуту. Ласковый голос мамы всегда успокаивал. Она помогала мне справиться с тем одиночеством, что я испытывала большую часть времени. Друзей у меня не было, так как я полностью отдавала себя учёбе, ведь родители так стараются ради меня. Поэтому мне нужны были безупречные результаты в школе, чтобы я была достойна своей семьи. Мама из-за этого очень сильно переживала и всегда просила меня чуть больше контактировать со своими сверстниками. И я, к сожалению, её не слушала, с улыбкой отвечая «у меня есть друзья, просто они сейчас заняты, как и я, учебой».

Однажды, возвращаясь домой, я заметила возле нашего подъезда машины, которых обычно здесь не стояло. Сердце болезненно ёкнуло, но я постаралась убрать это ощущение подальше. Сегодня мне удалось получить высший балл на всех экзаменах, мне не терпится поделиться этим с родителями, когда они, конечно, придут домой. Дверь квартиры была не заперта, а внутри было очень тихо. Я осторожно зашла, боясь выдавить хоть слово.

Мой отец сидел возле мамы. Её золотистого оттенка волосы раскинулись по подушке, лицо было очень бледным, а глаза плотно закрыты. По щекам папы ручьем текли слёзы, я никогда не могла себе вообразить, что его лицо может быть настолько обезображено болью, а его улыбка может превратиться в кривое и дрожащее искривление губ, которыми он, едва заметив меня, прошептал, при этом не издавая и звука, моё имя. Его взгляд был испуганным и потерянным.

Я не могла поверить, что мамы больше нет. Несколько дней назад я заметила, что она выглядела очень уставшей. Пару раз она заходила в мою комнату и ласково, как умела только она, говорила: «Сакура, доченька, помоги мне на кухне, а то я совсем вымоталась». По правде говоря, она почти никогда меня ни о чём не просила, и я была приятно удивлена такой просьбой, но по своей глупости я прогнала её. «Уйди, мне некогда заниматься ерундой. Ты привыкла много работать, и усталость тебе не помеха. Сама справишься. У меня скоро экзамены, мне готовиться нужно», — эти слова произвольно слетели с моих губ тогда. Я хотела порадовать маму своими успехами, чтобы она счастливо улыбнулась и обняла меня, а в итоге… я поспособствовала её смерти. Если бы я помогала ей, то она была бы жива. Если бы я только не отмахивалась от неё всё было бы хорошо. Я, пусть и частично, была виновата в уходе мамы, и отец тоже это понял. В его глазах появился лишь на мгновение огонёк ненависти, обращённый ко мне.

После смерти мамы папа стал работать ещё усерднее, и я совсем перестала его видеть дома. Он мог прийти домой всего на пару минут, чтобы захватить какие-то документы. Я поступила в университет и уже думала, что папа хоть немного расслабится, но он продолжал безвылазно сидеть в офисе. А я совсем утратила надежду на то, что нам когда-нибудь посчастливится посидеть вместе перед телевизором, как раньше, когда мама была ещё жива. Вскоре папа купил трехэтажный особняк, но я не обрадовалась этому, как тогда, ведь здесь, в этом огромнейшем доме, мне всё время придётся находиться одной. Его жажда к деньгам перешла все границы, и вскоре дело дошло до моей продажи. Вот так я и оказалась в доме Учих.

Наш дом, по сравнению с этим, просто развалина. Я приехала в замок — не меньше. Это здание я видела много раз, когда ездила в университет, но мне всегда казалось, что это какой-то аттракцион. Мне и в голову не могло прийти, что здесь кто-то может жить, а уж тем более, что сюда перееду я. Потолки здесь под два метра, если захочу повеситься на люстре, то уж точно не смогу. Да эта люстра, наверное, дороже меня стоит! Комнаты невероятно огромные, что можно на велосипеде спокойно кататься. Повсюду цветы и дорогущие вазы, на которые даже дышать страшно. Огромные окна, раза в два выше меня, делали все помещения гораздо больше и светлее. Огромный дубовый стол в столовой поверг меня в шок. Сколько же человек здесь живёт? Готика и ампир прекрасно сочетались. Мне даже подумалось, что где-то здесь проходит бал, а прекрасный принц вскоре пригласит меня на танец. Эта зала была настолько большая, что у меня даже голова закружилась от вернувшегося ко мне эха. Я бродила по дому, изредка врезаясь в горничных. Те зло смотрели на меня, некоторые из них начинали ворчать, а кто-то и вовсе просил убраться отсюда подальше. Ну их можно понять: убирать в таком замке никому не пожелаешь. В некоторых залах шторы под четыре метра! Не завидую я тем, кто всё это стирает. Так я блуждала до тех пор, пока окончательно не поняла, что заблудилась. Мне помогли отыскать мою комнату, но дорогу я всё равно не запомнила, поэтому вот уже второй день скучаю в своих хоромах. Вообще-то, есть ещё одна причина, по которой я нахожусь здесь: я слишком сильно мешалась горничным, что те, разозлившись, заперли меня в своей комнате. Еда по расписанию прямо сюда, в комнату, одежды в шкафах навалом, и в уборную можно попасть, не выходя из «клетки». Я здесь нахожусь, будто в тюрьме, и это немного напрягает.

Мне нужно терпеть и ждать, иначе меня вышвырнут отсюда задолго до возвращения моего мужа, и тогда отец, думаю, разозлится. Ну почему он продал меня именно сюда? Я его не виню, ведь ему всё же нужны деньги, много денег. И я их ему достану, ведь в этом и состоит моя роль: невинно похлопать глазками, построить из себя немножко дурочку, наврать с три короба и выбить деньги мне на «новую сумочку» или что-то в этом роде. Будет намного легче, если это будет какой-то молоденький, ещё несмышленый парень: влюби в себя и делай, что захочешь. Эх, и с каких пор я начала так просто думать об играх с человеческими чувствами. Раньше это мне казалось недопустимым, но сейчас, когда моё сердце выставлено на продажу, мне плевать на всё. Я должна отплатить папе за его труд, за его любовь, за обеспечение хорошей жизни. Но, чёрт, всё-таки противно, учитывая, что я даже мужа в глаза еще не видела.

Кажется, отец моего супруга является очень влиятельным, ибо мы заключили брак вслепую, не видя друг друга, даже находясь в тысячах километров друг от друга. Может, он меня и видел, но я понятия не имею, кто же всё-таки мой муж. Я, конечно, слышала об Учихах на приёмах, куда меня вечно водил отец как товар, но сама их никогда не видела. Значит, папа договорился о свадьбе при личной встрече, когда меня не было. Не удивлюсь, если, вернувшись, мой муж будет в шоке от того, что у него жена появилась. И я буду очень рада, если он решит расторгнуть это глупый брак. Я, как большинство девушек, хотела выйти замуж по любви, но я так боюсь, что папа разозлится. Я не хочу больше видеть такое выражение лица, искажённое болью.

И всё же, какой же он, мой муж?

Выставленное на продажу сердце. Глава 2

Утречко было явно не одним из самых прекрасных в моей жизни, когда я, полностью выспавшись, что, признаюсь, было уже очень давно, открывала свои глазки и медленно шлёпала на кухню за чашкой кофе. Здесь мне ещё ни разу не удалось выспаться в полной мере, ибо ещё с шести утра горничные начинали с криками бегать по дому. Видимо, в доме, помимо меня и здесь служащих, были другие люди, более важные, чем я. Сегодня же я опять надумывала закрыть голову подушкой и притворяться спящей, чтобы всякий раз не получать упрёков за тунеядство, но мне этого, к сожалению, не удалось. Если раньше горничные просто бегали под моей дверью, поторапливая друг друга, то в это утро они завалились ко мне чуть ли не всем составом, в наглую стащили ещё не проснувшуюся меня с тёплой и удобной постельки и запихнули в душ, что, кстати, я поняла, когда на меня полилась вода. Я ничего не могла понять и вертела своей затуманенной ото сна головой в разные стороны, каждый раз натыкаясь на симпатичную мордашку с чем-то белым на голове. С меня сорвали одежду прежде, чем я смогла бы среагировать. Горничные ходили возле меня, трогали моё обнажённое тело мыльными руками и мочалками, дёргали за волосы, выливая на них уйму шампуни. А я, почти как бездушная кукла, недвижно стояла и пыталась смотреть в одну точку, чтобы наконец сфокусировать свой взгляд, пока в это время моя голова шаталась из стороны в сторону от передёргивания моих прекрасных розовых локонов, от которых, кажется, после этой процедуры не останется и следа, если эти чёртовы служанки не станут бережнее с ними обращаться. На меня полилась ледяная вода, уверена, на моём лице отразилась гримаса ужаса и боли, а рот застыл в немом крике, пока всё тело застыло от холода. Замечательно встретили гостью, спасибо за тёплую ванну с пеной. В моих глазах стали появляться слёзы от боли, что сковала все мои мышцы. Полностью обездвиженную меня вытащили из кабинки горничные, сохранившие удивительное спокойствие после «тёплой» водички, пока я в это время тряслась, как листик на ветру. Стук моих зубов можно было услышать в другой комнате. Прощай, моя идеальная улыбка, после сегодняшних водных процедур всё в моём рту сотрётся в порошок. Девушки старательно вытирали меня полотенцами, а остальные подключили фен и пытались высушить мои волосы холодным потоком воздуха. Изверги! Всего на секунду у меня возникло чувство, что они мне за что-то мстят, пока я не почувствовала тёплый ветерок у моей головы. Я стояла перед ними совершенно голая, но это меня почему-то не смущало, или организм попросту не хотел отдавать драгоценные частицы горячей крови на окрас щёк. Мне показалось странным, что меня одевают как одну из избалованных принцесс средневековья, а я живу в двадцать первом веке. Причём эти горничные были невероятно ловкими и быстрыми. Я даже не заметила, как на меня натянули нижнее бельё и уже пытались втиснуть мою тушу в лёгкое платье. В этой суматохе было сложно что-либо разобрать, поэтому я даже не удивилась, что мне наносят макияж уже в моей комнате. Быстро закончив с приготовлениями к чему-то, горничные удалились из моих хором и оставили меняя недоумённо пялиться в своё безупречное отражение. Не стану лгать, самооценка у меня чуть-чуть завышена. «Я неотразима», — прозвучали слова моего внутреннего голоса прямо из глубины сознания. Ладно, сильно завышена, но не будем об этом, сейчас нужно понять, для чего весь этот сыр-бор.

Пока я рассматривала варианты такого весьма странного поведения служанок, они вернулись и вытянули меня в коридор. Теперь они подгоняли меня и каждый раз, когда я запиналась о ковровую дорожку или случайно задевала одну из сопровождающих (назовём их так), злостно шикали и смотрели прожигающим взглядом, отчего становилось не то что неуютно, а скорее плохо, просто до ужаса хреново. Кажется, здесь меня ждёт отнюдь не радужная жизнь. Все настроены ко мне крайне враждебно. Вот сейчас реально хреново: я аж чувствую вокруг себя давящую ненависть и презрение. Ну конечно, я ведь в этом доме как живой товар, не зря же меня купили. И сейчас я и в самом деле ощущала себя вещью. Меня даже ни о чём не спросили, просто вымыли, переодели и повели в неизвестном направлении. Как будто прочитав мои мысли, одна девушка строго и хладнокровно произнесла, на мгновение повернувшись в мою сторону и, видимо, заметив моё замешательство: «Хозяин приехал», — а затем снова отвернулась и притворилась, что я в её глазах просто клоп.

Такое отношение раздражает. Хотя чёрт с ним, с этим уважением. Сейчас меня больше волнует «хозяин», единственный, кто вообще здесь появился за последние два дня. Может, приходил ещё кто-то, но я, будучи запертой в своей комнате не могла этого видеть. Да и служанки явно не желали поделиться со мной такой новостью. В моей дурной голове созрел вопрос: «Кто же такой этот хозяин?» Может, это мой муж, тогда понятно для чего меня так нарядили. Ведь жене негоже представать перед супругом в неподобающем виде, а, поверьте, в той комнате я была явно не в одном из своих лучших состояний, ибо стараться и наводить марафет мне было не для кого: сиди да в окно смотри в своей шикарной клетке. Может, это папа? В моём сердце теплилась надежда, что он передумал меня продавать и сейчас же заберёт меня домой. В голове громко стучала кровь, эхом давя на мои барабанные перепонки. Волнение, как же давно я его не чувствовала. Вот только вряд ли это папа, естественно, кто бы здесь, в этом замке, стал бы распинаться перед букашкой. А значит меня ждёт знакомство теперь уже с моими родственниками. Хотелось развернуться и убежать, но я была в ловушке из женских тел, идущих вокруг меня. Я шла как опасная преступница: в оцеплении от окружающего мира, ещё бы добавить служанкам автоматы — и вообще будет прекрасно.

Обычно приглушённый свет сегодня горел необычайно ярко, по крайней мере, для этого мрачного дома. Здесь и в самом деле всё казалось необычайно дорогим: всюду паркет, в коридорах ковры лежат, а люстры больше моей комнаты в доме отца. Ещё и эти портреты, развешанные на стенах, в золотых рамах, в которых сияют драгоценные — я почти в этом уверена — камни. Такое чувство, будто я очутилась в фантастическом романе, где злой правитель-диктатор отобрал у своих подданных всё, что только можно было, что было нажито непосильным трудом. Но не будем углубляться в поэзию. Эхо от шагов было очень громким, что доставляло мне некоторые неудобства, ибо сопровождающие ступали почти бесшумно, а у меня возникало ощущение, что я слон, идущий по битому стеклу.

По мере приближения к столовой, девушки совсем перестали меня подталкивать и упрекать меня. Они быстро поправили складки на своих нарядах, убрали выбившиеся пряди волос, а лицо сделали ещё более невозмутимым (хотя куда уж больше), их плечи, до этого немного сгорбленные из-за тяжелой работы, распрямились. Шаги горничных были абсолютно синхронны, да и вообще все действия они делали одновременно. Что ж за деспот меня ожидает по ту сторону двери? Честно, стало почему-то очень страшно. Девушка, всё время шедшая впереди, мельком взглянула назад и кивнула, остальные, прямо как солдаты, развернулись на сто восемьдесят градусов и разбежались по своим делам. То есть они и в самом деле меня сопровождали. Да, ну и порядочки в этом доме. Неужели я всегда буду здесь жить, как тюремный заключенный? Я увидела, как на дверь моей комнаты ставят решетку, а на меня надевают полосатую рубашку. Я чуть было не закричала от воображаемого мной ужаса, но вовремя сдержалась, хотя всё ещё по-глупому дрожала. Мы остановились возле огромной двери. (Прямо как врата в ад. Я их, конечно, не видела, но сейчас мне показалось именно так. Раз этот тиран смог заставить красивых девушек так себя вести, то я не удивлюсь, когда меня начнут жарить на гигантской сковороде.) Медленно, с неизменной гордостью девушка открыла массивную дверь. Руки горничной заметно напряглись, когда она толкала деревянные створки. Тяжёлые, наверное. До чего же сильные эти служанки, что страшно становится.

— Господин, — она произнесла это покорно, но твёрдо, уверенно смотря вперёд. — я привела девушку.

Выставленное на продажу сердце. Глава 3

Вот сейчас, когда твёрдый голос служанки разбился о потолок, мне стало очень страшно. Какое-то по-настоящему невообразимое давление было вокруг. И я не могла этого выдерживать, пытаясь отступить назад. Горничная пару раз злобно посмотрела на меня, пытаясь заставить стоять на месте, но от этого ещё больше хотелось сбежать и спрятаться под одеяло — надежного друга каждого ребёнка. Чёрт возьми, мне двадцать с лишним лет, а я ощущаю себя испуганным ребёнком. «Хм-м», — прозвучало со стороны стола. Огромная спинка стула мешала мне рассмотреть то чудовище, что скрывается за ней. О, как мне хотелось в тот момент уничтожить эту помеху, чтобы убедиться, что там, на этом гигантском стуле, похожем на трон, сидит человек, а не граф Дракула из известных легенд о вампирах. Рука высунулась из-за массивной спинки и медленно, будто её обладатель понимал, что я в данный момент не в состоянии воспринимать резкие движения, поманила к столу. Я ужаснулась, открыв рот в немом крике. Нет, нет и нет. Я ни за что не подойду к этому деспоту! Вдруг там и правда самый настоящий Влад; он же тогда всю кровь из меня высосет. Честно, я не понимала, откуда у меня появились такие мысли, но понимала, что эта встреча будет не из приятных. Я беззвучно ловила ртом воздух, не решаясь ответить и уже готовясь сбежать отсюда как можно дальше. Служанка посмотрела на меня своим холодным взглядом, от которого мурашки по коже пробежали, и её рука довольно нежно прикоснулась к моей спине. Но от этой «ласки» у меня как будто ток по всему телу прошёл. «Если сейчас же не подойдёшь, я убью тебя прямо здесь» — так и кричали весь её вид и «приятные» прикосновения. Девушка подтолкнула меня, и я сделала пару шагов, а затем застыла. Идти мне совершенно не хотелось, но глупо убегать, ведь рано или поздно я всё равно встречусь с этим чудовищем.

— Набе. — чётко произнёс мужчина и подозвал рукой к столу, и я почему-то почувствовала радость. Я заметила, что Набе — теперь я хоть знаю как её зовут, самой спрашивать жутковато было, если честно, — тоже не хотела к нему приближаться, но когда «хозяин» подозвал её, то внутри меня всё ликовало от свершившейся мести, и злобный смех грохотал в моём сознании. Уверена, у меня на лице можно было заметить злорадство. Девушка злобно на меня посмотрела, будто бы я виновата в том, что её подозвали (ладно-ладно, я виновата), а затем, снова сделав лицо безразличным, медленно стала приближаться к столу. Я побоялась бы подходить туда одна, поэтому неуклюже прошлёпала за горничной, стараясь держаться как можно ближе, чтобы в случае чего (например, лицезрения ужасной рожи «господина», а в этом у меня была уверенность) схватиться за неё мёртвой хваткой.

Мы остановились возле стола, и горничная рефлекторно склонила голову. Как же он над ними издевался, раз они уже кланяются ему? Я уже намеревалась рассмотреть этого извращённого богача, но снова наткнулась на преграду. Он снова сидел к нам спиной. Я вообще не думала, что это грозное седалище можно сдвинуть с места — уж слишком массивным оно выглядело — а незаметно — так вообще невозможно. Но, кажется, этому Учихе подвластно то, что нереально выполнить обычным людям. Грозный дядька.

— Сакура Харуно, — он обратился ко мне, а затем добродушно и вполне приятно рассмеялся, и мне даже захотелось последовать его примеру. Наверное, эхо придавало его голосу жуткий оттенок. — Прошу прощения, Сакура Учиха, — точно, я же уже больше не Харуно, — я рад, что ты наконец-то оказалась в <i>нашем</i> доме.

— Да, — с трудом ответила я, поглядывая на Набе, пытаясь найти в ней хоть толику надежды, — я тоже. — я уже было хотела добавить «наверное», но вовремя заткнула свой болтливый рот. Я ведь и правда не знала, что меня здесь ждёт, и это малость пугало. Да и мужа я ещё не видела, а вдруг он какой-нибудь страшила.

— Надеюсь, с тобой здесь хорошо обращались. — с толикой усмешки произнёс он, и я собиралась уже ответить, но он неожиданно продолжил: — Набе? — чуть зло и вполне строго мужчина обратился к склонившейся девушке. Та, в свою очередь, вздрогнула, лицо её сделалось бледнее обычного, а по лбу скатилась капелька пота.

— Да. — она сказала это неуверенно, кинув на меня беглый взгляд. Даже я заметила страх в её глазах. Мне казалось, что только она может внушать всем страх, но никак не ей.

— Сакура, — я вздрогнула, когда мужчина обратился ко мне, — что ты скажешь?

И тут я, как и Набе, на пару секунд зависла. В голове возникали воспоминания двух предыдущих дней. Как все, включая Набе, злобно кричали на меня и выгоняли отовсюду, куда я, со своим топографическим кретинизмом, действующим только в этом доме, могла добраться. Пару раз на меня вылили холодную воду, и высыпали землю из цветочных горшков, и запихивали туалетную бумагу мне в рот, чтобы я молчала, хотя я просто хотела спросить дорогу до комнаты, в которой меня позже и заперли без доступа в интернет, даже библиотеку забрали. Мне так хотелось закричать: «Она лжёт! Они желали и то, и сё, и это!» — но я впервые увидела Набе такой. Горничных понять можно: в кой-то веке у них появились выходные, а тут появляется девчонка, за которой нужно присматривать.

— Да, все были очень добры ко мне, — я лучезарно улыбнулась, хотя и знала, что он меня не увидит, и сделала голос настолько милым, насколько позволяло моё актёрское мастерство. Не зря же я лгала маме целый год — врать знатно научилась.

— Что ж, верю. Набе, — девушка снова вздрогнула, но теперь её лицо выглядело более живым: бледность ушла, но страх ещё присутствовал, — можешь идти.

— Да, господин. — она поклонилась, и выпрямив спину и сложив руки перед собой, пошла в сторону двери. На мгновение задержав взгляд на мне, горничная с благодарностью кивнула и продолжила свой путь. Всё же Набе не такая бесчувственная, какой она сначала мне казалась.

До меня наконец-то дошло, что сейчас, всего через несколько секунд, я с хозяином дома останусь наедине. Я беспомощно посмотрела вслед уходящей девушке. Набе, не оставляй меня здесь! Створки медленно сомкнулись, скрывая умиротворенное лицо горничной от моих умоляющих глаз.

Я растерянно, совершенно не понимая, что делать дальше, повернулась к мужчине, который снова бесшумно успел изменить свое положение на этом «троне». Передо мной сидел мужчина лет сорока. Его возраст выдавали заметные морщины около губ, в остальном же — он безупречен. Честно, уж очень хорошо он сохранился. Глаза всё ещё сияли тем юношеским блеском, что у можно было бы увидеть у наших родителей, когда им было от силы по двадцать, но всё же нельзя сказать, что там, в этих притягивающих своей чернотой, нет тьмы и боли. В волосах уже проглядывались седые волоски, хотя,
если не приглядываться, то ничего и нельзя заметить, а я внимательно рассматривала того, кто смог вселить всем такой страх и уважение. Его улыбка была несколько странной, мне не удавалось понять: усмехается он надо мной или умиляется (конечно, сильно сказано, но что-то такое было заметно) моей растерянности. И это, честно говоря, сбивало меня с толку и напрочь выгоняло из меня все более или менее разумные фразы, например, мой язык никак не мог произнести (хоть и невнятно) обычное «здравствуйте», поэтому я просто с глупой лыбой пялилась на мужчину.

— Присаживайся, — он указал на место рядом с собой, по правую сторону. Учиха сидел в центре, как, наверное, и полагается главе семьи. Я ничего не смогла ответить и только бессвязно мычала, пытаясь сказать «спасибо». Откуда-то, словно из воздуха, появился дворецкий, который запихнул меня в проём между столом и стулом, который секундой позже резко придвинул. Из-за этого я неуклюже плюхнулась своим мягким местом на приготовленное седалище. — Завтрак. — мужчина ловко щёлкнул пальцами, и дворецкий снова растворился, а затем также резко появился и расставил на столе блюда.

— Такого, уверен, ты не пробовала прежде. Таким я обычно не завтракаю, но мне же нужно удивить тебя. — он улыбался довольно мило и даже слишком невинно для взрослого мужчины, и я последовала его примеру и нелепо закивала головой. — Приятного аппетита. — он приступил к трапезе, а я просто тупо пялилась на стол.

Вокруг тарелки были разложены какие-то приборы, от их разнообразия у меня голова кругом пошла. Я поняла, что нихрена не знаю о том, как правильно есть. Обычно на приёмах мне удавалось этого избежать, а тут-то у меня выхода нет. Да и желудок сам себя пожирать начал, одарив столовую своим недовольным урчанием. Я снова глупо улыбнулась и пыталась быстро (по крайней мере, настолько, насколько я была способна) сообразить и вспомнить наконец те наискучнейшие уроки этикета, куда отец меня запихивал каждый день. Но в голове появлялись только мои глупые передразнивания педагога.

— Сакура, если тебе неудобно, можешь не использовать все эти приспособления. — видимо, мужчина всё-таки заметил моё замешательство по поводу этих «приспособлений» — иначе эти штуковины не назовёшь. — Мы тоже дома не так уж и часто их применяем. Я старался показаться тебе серьёзным и воспитанным, а в итоге ты решила, что я слишком строгий. — он слегка засмеялся и отпил вино из бокала, смотря на моё глупое лицо. До чего же стыдно. Лучше бы я слушала эти чёртовы уроки по этикету.

Смущённо уплетая завтрак, я старалась не поднимать головы, боясь встретиться с упрекающим взглядом. Но мужчина как-то невзначай спросил что-то самое обычное, не из «большого света», а я по привычке бодро ответила, и приятно отметила, что стеснение и неловкость стали медленно утихать внутри. Через несколько минут мы уже оживлённо разговаривали, и мне стало так уютно и приятно, словно я окунулась в детство. Этот мужчина оказался довольно забавным стариком. Он рассказывал мне забавные случаи с тех приёмов, куда меня вечно таскал отец. И я всё больше убеждалась в глупости «большого света». Многое из рассказанного я видела сама, но я не помню, чтобы там был Учиха. Не думаю, что его бы оставили без внимания. Хотя в то время я была занята кавалерами и вполне могла не заметить чего-то очень важного.

Мужчина отложил приборы в сторону и тихо подозвал одну из горничных. Надо же, я даже не заметила, когда успела всё съесть, я даже вкуса не почувствовала. Но мне было хорошо. Такая милая и душевная беседа — то, что мне было нужно для возвращения своего обычного душевного состояния.

— Сейчас у меня будет важная встреча. — Учиха говорил важно и твёрдо, совсем не так, как несколько минут назад со мной, обращаясь взглядом к гордо и покорно застывшей горничной. Я тоже как-то произвольно замерла под воздействием этого давления и властного голоса. — Отведите мою супругу в её комнату.

Выставленное на продажу сердце. Глава 4

«Супруга» — это слово метко било по моему ошарашенному разуму, как будто кувалдой расплющили череп. Мне никак не хотелось это осознавать, но… Чёрт подери, этот старикан мой муж. С трудом, но я всё-таки сдержала рвотный позыв и истерический смех. Неужели папе было так сложно хотя бы просто-напросто предупредить о том, что мой избранник уже в возрасте, хотя это сложно заметить. Может, Учиха и привлекал меня, но только как друг или отец моего мужа, как самый обычный родственник с охренительной кучей денег. Весь мой крохотный мир разрушился в одно мгновение.

Я сидела в ванной под струями горячей воды, невольно представляя нашу половую жизнь, от мысли от которой мурашки размером с орех. Я обшарила весь интернет, но информации о моём муже было не так уж и много. Кажется, он серьёзно заботится о тайне своей частной жизни. Ни одного упоминания о семье, адрес этого дома нигде не фигурирует, хотя обычно о таком твердят везде, но здесь — тишь да благодать. Ни тебе репортёров, снующих вокруг и пытающихся запечатлеть, как ты зеваешь, чтобы потом сделать из этого сенсацию, ни толп гостей с фальшивыми улыбками и прожорливыми желудками. Несколько десятков слуг — и то хорошо.

Сегодня у него какая-то важная встреча, так что мне отчасти повезло — он не заставит меня спать с ним, по крайней мере, сегодня. Я сделаю всё, чтобы избежать этого, хотя он, кажется, и не пытается меня утащить в свою спальню, иначе бы он уже давно за мной пришёл. Ещё не вечер (как в прямом, так и в переносном смысле), поэтому всё ещё возможно. Уже прошла пара часов, как я увидела и познакомилась со своим супругом, и я уже начинаю ненавидеть своего отца, совсем чуть-чуть. Просто он выдал меня без тени сомнения за старикана и даже не посоветовался, не предупредил меня. Я зла, крайне зла на него, но он об этом, конечно, не узнает.

Дверь в ванную открылась, и я инстинктивно вздрогнула, а затем поёжилась из-за ворвавшегося внутрь холода. Я увидела форму горничной, чему очень обрадовалась, так как боялась, что появится мой муж и утащит меня с собой неизвестно куда. Эта девушка, Набе, сейчас не выглядела такой холодной или раздраженной, как пару дней назад, и совсем не такой напуганной, как перед её «господином», теперь она смущалась и была покорной. Мне нравилось чувствовать превосходство над ней после стольких издевательств и неуважения ко мне, как к личности.

— Госпожа, — она поклонилась, и моя самооценка взлетела до небес. — Прошу прощения за свое недавнее некорректное поведение.

Я разозлилась, нет, я правда была в гневе. После стольких издёвок «прошу прощения» — её единственные слова? Да она должна мне в ноги кланяться и следы целовать, хотя я сильно преувеличиваю, но смысл остается тем же. Эта работа была для неё очень важна, и ей определённо было страшно её терять. И я по своей душевной доброте решила её пожалеть и не о чем не говорить.

— Ты правда думаешь, что я так просто тебя прощу? — я ухмыльнулась и откинула мокрые волосы назад, попав одной прядью себе в глаз, но совсем не подав виду, ведь мне нужно создать крутой и строгий образ. Своей наготы я уже совсем не стеснялась: утром они все досконально меня изучили.

— Нет, госпожа. Я сделаю всё, что вы только скажете. — вообще-то следовало бы наказать всех, но эта девушка мне этого, видимо, не позволит. Свою работу Набе выполняет добросовестно, поэтому оберегает других своих коллег, если их можно таковыми назвать (им вообще деньги за это платят или все здесь в качестве рабынь?), и пытается принять весь удар на себя. Если я спрошу про остальных, то она, я уверена на девяносто девять процентов, начнёт толкать речи о том, что винить нужно только её, что остальные девушки лишь повиновались ей, что они не в чём не виноваты, поэтому я решила молчать по этому поводу. Не хватало мне ещё философии в ванной.

— Всё, что прикажу, говоришь? — я задумалась, и мне стало стыдно. Разве сейчас я не унижаю её, разве не заставляю её подчиниться мне против её воли. Я не хочу диктатуры в этом доме, по крайней мере, пока я буду здесь жить. — Не нужно. Помоги. — я обратилась к ней теперь уже мягким, вполне обычным и привычным, а главное — моим голосом, вылезая из ванной. — Ты и правда будешь выполнять то, что я попрошу, только не кланяйся больше. Мне приятно, но немного раздражает.

— Да, госпожа. — ну, это убирать я не собираюсь. Пусть хоть сейчас относятся ко мне почтительно.
— Расскажи мне побольше об Учихе Фугаку. Всё, что только знаешь.
— Да, госпожа. — она зависла на одной фразе, что ли? «Да, господин», «да, госпожа». Хоть бы «так точно» сказала для веселья.

Теперь я, можно сказать, обладала своим правом по свободе передвижения в полной мере, только пользы вне от этого было не так много. С домом я ещё не познакомилась, поэтому заблудиться ил зайти в комнату, в которую не стоило бы соваться, было проще простого. Поэтому я просто засела в библиотеке на мягком диванчике с книгой в руках, ещё бы чай и камин, тогда бы вообще всё было идеально, но приходится довольствоваться тем, что есть.

Набе подчинилась моему приказу, то есть выполнила мою просьбу и поведала мне о моем муже. Узнать от неё удалось мне не так много, как я ожидала. Его жена умерла много лет назад, и все эти годы он жил один, то есть без женщины. У него два сына, которые, чёрт бы их побрал, старше меня! О них Набе не особо распространялась, просто предупредила, чтобы я ни с одним из них не связывалась.

— Набе плохая девочка. Нужно её наказать. — я вздрогнула от этого голоса за моей спиной и осознала, что разговаривала вслух, с недавнего времени у меня появилась такая привычка. Я повернулась и встретилась с безгранично добрыми глазами, затягивающими в свою тьму. — Новая девочка папы? А не слишком ли ты молоденькая?

Я ошиблась, эти глаза не были добрыми, они были наполнены хитростью и мнимой заботой. Этот парень не так прост, как может показаться, и он слишком похож на Фугаку.

— Ну здравствуй, пасынок. — хочу немного поиздеваться. Хотя я и чувствую себя немного неловко из-за того, что он, будь он хоть младшим, хоть старшим сыном, взрослее меня.

Выставленное на продажу сердце. Глава 5

Я вообще ничего хорошего от этого дома, да и от этой затеи с моей продажей не ждала. Ну продали как рабыню на временное пользование, подумаешь, всего-то 21 век, права человека, подумаешь. Ну а если серьезно, это был огромный стресс для меня. Я жутко переживала и боялась, мне не было всё равно на свою судьбу, как я, возможно, когда-то говорила. Я тоже хотела обустроить жизнь своими силами, но не суждено, увы, из-за помешанного на деньгах папы. И я всё ещё боюсь своей участи. Но счастье и добро привалило туда, где его не ждали. Этот парень, оказавшийся старшим сыном Фугаку, был не так ужасен, как расписывала Набе.

- Здравствуй, мачеха. - юноша улыбнулся, но ни насмешки, ни неприязни я не заметила, хотя он так меня и назвал, сомневаюсь, что относиться ко мне он будет как к жене своего отца, я больше на младшую сестру похожа.

Я ответила ему тем же. Ну правда, он не такой негодяй, как я думала о нём изначально (ох уж эта лживая горничная (а может, и не лживая, в этом я позже разберусь) Набе). Он любезно предоставил мне чай и тёплый плед, в котором на данный момент я очень нуждалась. Освещение я ещё не успела включить, поэтому вокруг царил полумрак, как-никак день близился к своему завершению. Вечно я теряю счёт времени. Парень зажёг свечи, которые, кстати говоря, были расставлены по всему дому.

- Нам стоит добавить немного романтики. - я извлекла какой-то странный звук, отдалённо напоминающий "что" вкупе с "обалдел, что ли". - Шучу я, но тепло между нами не будет лишним, мы же теперь семья. - он нарочно сделал ударение на последнем слове, видимо, он и правда не принимает меня как члена клана (об этом я узнала от Набе, позже расскажу) Учиха.

- Ты прав. - стоит ли говорить, что я растаяла в этой домашней и уютной атмосфере. Мне нужно было с кем-то поговорить, горничные не в счёт, я всё ещё зла на них, а этот парень был добрым, я чувствовала.

Я на удивление быстро разговорилась и вскоре чувствовала себя с ним как с ровесником, и он тоже не чувствовал неудобства, как мне казалось, и изредка подшучивал надо мной после очередной истории из прошлого. Я не обижалась, как бывало раньше, всё равно сейчас моя жизнь полностью зависит от Фугаку, да и не только моя, папа тоже может пострадать, если я что-то сделаю не так. Итачи, кажется, заметил быструю перемену моего настроения.

- Сакура, - он накрыл мою руку своей. Горячая. Я быстро расслабилась, и все негативные мысли ушли только от его голоса и прикосновения. - ты в порядке?

- Сама не понимаю. - я и правда запуталась. Я не знаю, чего хочу больше: жить своей жизнью или помогать отцу. - Итачи, - такое чувство, что сейчас расплачусь. - у тебя не найдётся пара десятков лишних миллиардов долларов? - он нахмурился и вопросительно посмотрел на меня. - Может, перекупишь меня?

- Прекрати. Я не такой, как мой отец. - хотя он и улыбался, я чувствовала, что сказала нечто ужасное, по крайней мере, для него. Мне стало стыдно за свои слова, и я попросила прощения.

В библиотеке повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц. Я, сама того не осознавая, разрушила ту непрочную связь, что образовалась между нами, и теперь не знала, как её восстановить. В этот момент я всем сердцем ненавидела своего папу, который подсознательно обучил меня своей алчности. Деньги, деньги, деньги. Боже, как прекратить это безумие, крутящееся вокруг бумажек. Я снова чуть не расплакалась.

- Он не такой плохой. - Итачи отложил книгу в сторону. - Ничего плохого он тебе не сделает, раз уж заплатил за тебя, то он будет оберегать тебя. Но всё-таки лучше его не злить. Будь осторожна. - к нам подошла горничная и что-то сказала парню, он кивнул. - Прости, мне пора. - уже коснувшись ручки двери, он повернулся и добавил: - И да, не связывайся с моим братом.

Он ушёл. А я всё ещё продолжала сидеть, прижав ноги к себе. Я впервые подумала о Фугаку не как о низком подобии человека, а как о моем спасителе. Раньше мне и в голову не приходило, что мне мог попасться не такой благоразумный и добрый муженёк, я ведь и правда могла стать товаром (или рабыней) для очередного кандидата. Итачи раскрыл мне глаза. Я была жуткой эгоисткой. Э-эй, чёртов муж, извини, что ли.

Выставленное на продажу сердце. Глава 6

Мне безумно хотелось спать. Эти серьёзные разговоры и непрекращающиеся ни на минуту мысли жутко вымотали меня. Свет почти везде был погашен, хотя, честно признаться, раньше мне казалось, что в подобных домах всегда светло и ярко, а сейчас этот «замок» был самым худшим из всех врагов, и интерьер, которым я восхищалась всё проведённое здесь время, теперь был пугающим из-за своей необычности. Из-за резных арок и ваз мне всё время виделись призраки, взирающие на меня с хищной улыбкой своими пустыми или идеально белыми глазами. Ещё и эти чёртовы горничные шныряли где-то рядом, но никак не желали заметить заплутавшую хозяйку. Мне безумно стыдно, но я снова здесь потерялась… В этом беззвучном лабиринте комнат. Побродив по коридорам ещё около получаса, я открыла первую попавшуюся дверь. Внутри всё, освещённое светом луны из открытого окна (служанки частенько проветривали комнаты, мою, к слову, тоже, даже не взирая на мои протесты), казалось нежилым. Ну я и прошлёпала к кровати и с силой грохнулась на неё, как оказалось, зря.

Кровать подо мной зашевелилась, и я услышала сиплый хрип подо мной. Ещё и ветер, неожиданно хлопнувший створкой окна. добил мою напряжённую психику. Я попыталась было закричать, но всё, начиная телом и заканчивая разумом, было в таком оцепенении, что я просто беззвучно открыла рот и стала медленно поворачивать голову. Тоже зря (этот день оказался даже хуже тех, что я провела взаперти, изнуряемая одиночеством и издёвками прислуги). Прежде, чем я успела осознать происходящее, я уже лежала лицом в пол и с руками за спиной. Было до жути больно, как будто кто-то (и я боялась, что этот «кто-то» окажется не совсем человеком) пытался оторвать мои конечности (и полакомиться ими. Как ни пыталась, подобные мысли не покидали мою дурную головушку).

— Ты кто? — этот вопрос, произнесённый твёрдым мужским и хриплым голосом, казался немного глупым, не знаю, как вам, но для меня в данной обстановке он был немного (очень-очень много для испуганной девушки) странным.

— А ты? — хотелось смеяться. Ну правда, будучи прижатой к полу, находясь чуть ли не на волоске от своей гибели, мне нужно было истерически загоготать, осознавая неизбежность грядущего. Но «кому-то» было явно не до шуток, и он сильно сжал мои руки. Пришлось закусить губу и тихо ойкнуть. Голова очень болела из-за сильного удара, поэтому мне да и моему наезднику (глупая ассоциация, учитывая моё психическое состояние (ох уж мои бедненькие нервы), но это «нечто в тёмной комнате» сидело на мне, как на лошади. «Оно» очень тяжёлое, если честно) хотелось поскорее с этим покончить.

— Я живу здесь. — говорить было крайне неудобно, так как мягкий ворс ковра (а они были буквально везде) нехило щекотал моё лицо и медленно провоцировал меня на чихание.

— Да неужели? — я ощутила жуткую боль в спине, куда мне надавили коленом, и в руках, которые и правда пытались отделить от моего туловища.

— Я знать тебя не знаю. В эту комнату я случайно попала. — я начала грустную историю о моих неудавшихся приключениях по особняку, о том, как недавно мирно попивала чай и почти радовалась жизни, а ещё о том, что скоро меня сожрёт злой призрак. Но ответом мне послужило молчание. — Отпусти меня, жуткий незнакомец! Я, чтоб тебя, не собираюсь проводить в таком положении оставшуюся ночь. Брысь от меня, брысь, противный.

— Ты идиотка? — это прозвучало несколько разочарованно, было немного обидно, но я всё-таки добилась своей цели, и теперь я свободна!

Я повернулась, потирая затёкшие руки. Передо мной, к моему счастью стоял человек. Он был чертовски похож на Фугаку и Итачи. Так это второй сын. Кстати говоря, я не знала, что они здесь живут, как, кажется, и они, впрочем, это не так уж удивительно, ведь я почти всё своё время провела в одной жутко поднадоевшей мне комнатушке. Ну и, конечно же, я напрочь забыла о напутствии Итачи. «Не связывайся с моим братом» чуть ли не мгновенно перефразировалось в моей не совсем здоровой голове в «доведи его до белого каления, а потом беги как можно дальше». Этот чурбан даже не извинился. И это меня безумно взбесило. Поддавшись натиску эмоций, я несла полную чушь, пытаясь как можно сильнее раздражать парня. Ну не дура ли (это я потом пойму)? В итоге он злобно сверкнул глазами, взял меня как багаж (а я ещё сильнее злилась) и вышвырнул меня в коридор, где на меня упал цветок.

— Так ты та очередная купленная шлюха. — его взгляд очень сильно изменился, и только в этот момент, когда мой организм чувствовал угрозу не от призрачного существа, а от вполне реального человека, я вспомнила «не связывайся с моим братом». — Тебе здесь не место.

Он высыпал на меня всю землю из цветка, стоявшего неподалёку, и просто ушёл обратно.

Это, блять, безусловно, самый «замечательный» день в моей жизни.

Выставленное на продажу сердце. Глава 7

Отряхаясь от земли, я старалась не взорваться от переполняющей меня злости. Его взгляд, плотно закрепившийся в моей голове, до сих бор заставлял дрожать. Ну, теперь я хотя бы понимаю, почему Итачи говорил мне не связываться с этим парнем. Через несколько минут на место происшествия прискакала горничная во всеоружии, а я поспешила убраться от этой комнаты куда подальше.

В голове не укладывалось, что я умудрилась не только связаться с тем, с кем вообще-то было бы предпочтительнее не видеться, так ещё и стать с ним чуть ли не врагами. За что мне такое везение? Парочка девчонок, шедших мне на встречу, испуганно прижимались к стенкам и склоняли головы, за спиной я слышала их перешёптывания. Чёртовы сплетницы, я уверена, что сейчас выгляжу ничуть не мило, да я злее самого дьявола и пыхчу как паровоз, но это не повод перемывать мне кости. Как же я ненавижу этот грёбаный дом! Очередной раз уткнувшись в тупик, я со всей злости пнула стену, из-за чего на пол упала картина, поэтому пришлось по-быстрому смотаться оттуда, видимо, всё ещё по привычке (подсознательно я ещё опасалась издевательств).

Заметив наконец-то знакомую дверь (хотя, по правде говоря, все они здесь были похожи), я метнулась к ней и пнула, приятно отмечая про себя, что это всё-таки мои хоромы. Перед тем, как прыгнуть на кровать, нужно проверить на всякий случай наличие в ней кого-то постороннего. К счастью, в ней никого не было, и мне посчастливилось развалиться на огромном спальном месте. Самым ужасным казалось то, что я даже не запомнила, где находится комната брата Итачи, значит, шанс случайно вломиться в неё у меня всё-таки был, а этого бы очень не хотелось. Было ощущение, что, как только я попаду в ту спальню, этот безумный парень прикончит меня. А жизнь моя дороже всего (каких-то 20 миллиардов долларов). Нужно как-то пометить мою дверь, чтобы не спутать, и не вламываться в первые попавшиеся комнаты, а то, задницей чую, хорошим это не обернётся.

Пора бы принять ванну, а то уже осточертела земля в волосах и в глазах, и я не подумала об этом, когда падала на кровать. Попрошу Набе, пусть сметит постельное бельё, я же имею на это право, да? Вот только, как мне её найти? Чёрт, видимо, мне придётся самой всё делать, но сначала ванна. Честно, мне нравилась здешняя уборная. Она была очень просторной, едва ли не больше комнаты квартиры, в которой я жила в детстве. Вот только здесь было отнюдь не так уютно, а даже наоборот — веяло холодом и враждой (думаю, это из-за служанок, которых я с немыслимо надменным видом заставила вычистить всю ванную до блеска, как же хорошо я умею заводить врагов. К чертям бы такую способность.). И сейчас мне было наплевать на оставшиеся следы ненависти, мне жизненно необходимо было понежиться в горячей воде.

В этом доме меня застало поистине Вселенское невезение. Кран тихо прохрипел, но так и не дал мне и капли воды. Это всё они, эти глупые девчонки мстят мне, чтоб гореть им в аду (преувеличиваю, конечно, но я никогда не умела контролировать свой язык во время приступа ярости. Как я вообще осталась жива с моим вспыльчивым характером? Сама себе удивляюсь.)! Сжав зубы от злости, я с громким топотом ушла прочь, искать другую уборную (а их здесь было очень много, судя по тому, как ворчали служанки, выполняя мой приказ).

Коридор, хоть и был неслабо освещён, немного пугал своей способностью поглощать все звуки. Больше не решаясь заходить в первую попавшуюся комнату, я лишь осторожно приоткрывала дверь и искала ванную. Вскоре мне удалось найти искомое. В уборной, кажется, никого не было, и я радостно залетела внутрь. Мокрый кафель послужил мне площадкой для кратковременного катания. От удара у меня зазвенело в ушах (или это были вещи с полки, которую я прихватила с собой в полёт?). Дыхание немного участилось, я чувствовала, что побледнела и что скоро меня может вырвать (чай при полёте жалобно забулькал, а пирожным стало тесно после нехилой встряски в моем бедном желудке), но через минуту у меня было почти превосходнейшее самочувствие.

Медленно поднявшись, я пнула в сторону упавшие вещи, чтобы они не послужили мне отправной точкой для очередного незапланированного полёта. На секунду отвлёкшись на самовосхваление, я напрочь забыла о скользком кафеле, и через мгновение уже сидела на полу. К моему несчастью и ужасу, я заметила большие волосатые ноги прямо перед собой. И только сейчас меня осенила мысль: «А ванная-то была занята!» — хотя до этого я даже не обратила внимания на вещи, аккуратно сложенные неподалёку. Я стала медленно поднимать взгляд, первым, что я встретила на своём пути, был член (чёрт, мне двадцать уже, я бы не должна такому удивляться, но я была не из той прыткой молодёжи, что мои одноклассники и однокурсники, я была, можно сказать, слишком старомодной для времени, в котором росла. Благо, я была не одна такая, девственница, убеждённая в том, что секс, по крайней мере первый, должен быть только по любви.) После нескольких секунд непристойного разглядывания мужского органа я всё-таки сообразила посмотреть на лицо стоящего передо мной парня.

Он был совершенно спокоен (или совершенно лишён эмоций). Волосы теперь казались немного длиннее (на мгновение померещился Итачи), скулы — острее, кожа — белее, взгляд — страшнее. Чтобы избежать его глаз, я то и дело отвлекалась на капли, скатывающиеся по его телу. Глупое «снова добрый вечер», в панике сорвавшееся с моих губ, кажется, привело парня в чувство, и он что-то раздражённо проговорил и зашевелился (хотя последние несколько минут ни я, ни он почти не двигались, молча уставившись друг на друга).

Он просто ушёл, а я ожидала грандиозной драки или скандала, хотя бы какого-нибудь гневного изречения в мой адрес, всё-таки я Саске явно не понравилась, но он ограничился тем бурчанием и молча покинул ванную. А я с по-глупому красным лицом осталась сидеть на полу, нервно хихикая то ли из-за того, что осталась жива, то ли из-за того, что снова влипла в какую-то неведомую ересь.

Выставленное на продажу сердце. Глава 8

Это утро казалось мне невыносимым. После вчерашних знакомств я была слишком вымотана и всю ночь не сомкнула глаз, не сумев отделаться от увиденного мной в ванной. А сегодня меня смело можно было назвать бессмысленно существующей субстанцией с красными глазами, спутанными волосами и шмыгающим носом. Мне всегда хватало одной прогулки на улице без шапки, чтобы заболеть, в этот раз виной всему были мокрые волосы и открытое окно. Мне, видите ли, понадобился свежий воздух, чтобы прийти в чувство, горячей воды не хватило. Шмыгая носом и сильнее кутаясь в волочащееся за мной одеяло, я пыталась отыскать жужжащее на протяжении получаса чудовище. Стыдно признаться, но за всё время моего пребывания в этом доме мне никто не позвонил, поэтому мой телефон уже давно потерялся в пространстве и времени. Я уже и не ждала, что мне когда-нибудь снова придётся им пользоваться, но вот оно, чудо, случилось.

— Алло, — мой голос оказался более противным, чем я ожидала.

— Сакура, — это просто чудо из чудес: звонок, да ещё и от папы. Хоть внутри и была ненависть, но я не могла отталкивать его, тем более его голос был очень уставшим. Мне оставалось лишь вздохнуть и продолжить обыденный разговор как ни в чем не бывало.

Так странно, что ничего не изменилось, хотя я уже живу далеко от папы. Он задавал те же самые вопросы, что и всегда, я давала те же самые ответы. В моей памяти всё ещё жил тот самый жизнерадостный папа, что катал меня на плечах, а потом, думая, что его никто не видит, жаловался на боль в спине, я всё ещё помню, как он учил меня рисовать, как приходил ко мне ночью и целовал, как после изматывающей работы он приходил домой и веселил меня и уставшую маму. Даже после смерти мамы он изо всех сил старался быть заботливым, и был самым замечательным отцом. Но я так и не смогла заметить, когда он перестал что-либо чувствовать, кроме потребности в финансах, когда же единственными интересующими его отношениями стали отношения купли-продажи?

Его сухое «как твои дела» довольно сильно задело меня, учитывая, что не так давно он избавился от меня. Я чувствовала, что его это не интересовало, ему было всё равно на меня как на свою дочь, а как на источник денег — нет. Я просто ответила так же бесчувственно «хорошо», совсем потеряв надежду на возвращение моего отца. Как и предполагала, он больше не расспрашивал обо мне. Все его вопросы теперь касались счетов, о которых я вообще ничего не знала, размеров дома, количества прислуги, отношения моего мужа ко мне (естественно, это было лишь для того, чтобы понять, сколько денег можно будет вытянуть через меня). И снова, разузнав нужное, он поспешил оставить меня без предупреждений, прервав мои мысли оглушительными гудками.

Телефон мгновенно преодолел расстояние до стены и разлетелся на запчасти. Моя техника никогда не была сверхновой, по крайней мере в обыденной жизни, на приёмы и праздники мне полагалось носить модные и крутые вещи. Папа тоже не понимал всей этой шумихи вокруг новинок, но всё равно приобретал их, чтобы произвести впечатление.

Пару раз шмыгнув носом, я решила выбраться из своей берлоги — мне нужны лекарства. Конечно же, я не знаю, где они находятся. Было безумно холодно, или жарко, я сама не до конца понимала своего состояния. Мне просто было плохо. Одеяло волочилось за мной по полу, зацепляясь за всё, что было на моём пути, мне приходилось лишь ворчать и раздражённо натягивать его на нос.

Хотелось бы, чтобы, как в одной из самых сумасшедших реклам, появился какой-нибудь чудик и волшебным образом вылечил меня. Но, боюсь, тогда к моей простуде можно будет смело приплюсовать и шизофрению. Утром в этом доме пол постоянно был холодным, поэтому мне, всегда любившей ходить босиком, приходилось спешно перебирать ногами. Не зная, где лежат лекарства и где искать прислугу, я решила просто заварить горячий чай. Мне предстояло преодолеть лестницу, мое воображение быстро заменило одеяло на шикарное платье, а поднадоевший шум в ушах на прекрасную музыку. Решив подыграть разбушевавшейся фантазии, я стала грациозно спускаться, как это делают в романтических фильмах. Естественно, неуклюжая походка и головокружение помешали мне это сделать, поэтому, запнувшись, я проехала остаток пути на копчике. Все мои конечности запутались в одеяле, и я, подобно мухе в паутине, тщетно дёргалась (плюс ко всему моя простуда значительно затрудняла все мои движения, отдаваясь адской головной болью). Кто-то приближался ко мне после созданного мной шума. Я всё ещё пыталась выбраться, мои глаза слезились, тело ломило, в какой-то момент я просто поддалась истерике, но как только увидела Итачи, сразу успокоилась, ожидая спасения.

Мужчина замер в паре метров от меня и с недоумением смотрел на некое подобие человека в коконе. Он улыбнулся, как, бывало, улыбалась мама, заметив меня в нелепой ситуации, хотя я ожидала громкого смеха. Итачи присел возле меня и стал помогать мне выпутаться, переваливая меня с одного бока на другой. Я, наконец-то выпутавшись из пут одеяла, лишь сильнее укуталась в него, чувствуя жуткий озноб. Волосы лезли в глаза, но убирать их не хотелось, так как вытаскивать руки наружу не хотелось. Итачи аккуратно и, пожалуй, слишком нежно убрал чёлку с моего лица и прикоснулся ладонью ко лбу, отчего меня передёрнуло (казалось, на голову вылили ведро ледяной воды).

Мужчина нахмурил брови и попытался меня поднять, но я, гордо выставив руку, остановила его и с трудом встала на ноги, но сразу же поняла, что долго не продержусь. Честно, раньше такого не было; обычно всё ограничивалось неделей в постели с хлопьями и телевизором, при этом самочувствие было отличным, если не учитывать насморк и небольшой озноб. В этот раз ситуацию усугубил мой стресс. Кто, чёрт подери, не будет до смерти расстроен своей продажей. «На руки» — я сказала это тихо, но Итачи услышал и помог мне добраться до комнаты. Мне было очень стыдно за эту фразу, но на тот момент я не могла придумать ничего вразумительного.

От него приятно пахло (к слову, я всегда была падкой на ароматы), и я просто таяла, хотя и не могла ощущать всего в полной мере из-за насморка (вскоре я и вовсе перестала что-либо чувствовать). Итачи что-то говорил, но я, конечно же, его не слушала, уйдя в свои мысли и изо всех сил стараясь не вымазать его шею содержимым моего носа.

Ещё пару часов после встречи с кроватью мне казалось, что я плаваю в какой-то странной жидкости, всё вокруг было размытым из-за слёз. Мне удавалось узнавать Итачи среди служанок и я, сама не понимаю зачем, хватала его за волосы и некоторое время не отпускала. Ну а вообще, как только он уходил, перед этим сказав что-то прислуге, меня начинали накачивать противными на вкус лекарствами, от которых моё лицо безумно искривлялось. Меня выворачивало наизнанку из-за этих таблеток, как в прямом, так и в переносном смысле, вскоре мой желудок уже не мог ничего из себя извергать, но рвотные позывы не становились реже (чем они меня «лечили», что я чуть не сдохла?).

Не знаю, сколько времени прошло, но, когда закончились эти адские процедуры, я была невообразимо рада. Сознание немного прояснилось, но я всё ещё чувствовала усталость. Скорее бы всё это закончилось, хочу жить нормальной жизнью. Я разлепила глаза и в полумраке увидела Итачи, который сидел напротив кровати.

— Как ты умудрилась так заболеть, если всё время проводила в доме?

— Я просто очень везучая, — я медленно проваливалась во тьму, улыбаясь и чувствуя остатками бодрствующего сознания его губы на моём лбу.

Выставленное на продажу сердце. Глава 9

Я почти неделю провалялась в кровати, больная, одинокая и такая беззащитная (хоть бы кто покусился на мою жизнь или невинность, нет — тишь да благодать). Что бы вокруг меня не происходило во время моей болезни, я на всё реагировала с кислой миной и «скучно» в голове. Итачи целыми днями отсутствовал дома. Лишь иногда по вечерам он заглядывал ко мне, интересовался самочувствием, а потом мы около часа разговаривали обо всём, что только в голову взбредёт. Зачастую мы касались тем книг, прочитанных на днях и в детстве, вкусов в еде и музыке, экологии и нескончаемых пробок. Я чувствовала себя спокойно, именно во время таких непринуждённых бесед я понимала, что дома, что нужна по-настоящему. Всей прислуге пришлось принять меня как супругу Фугаку и, соответственно, как хозяйку этого дома. Но проблема как раз и заключалась в том, что они были вынуждены признать меня. Пусть они и говорили уважительно, ухаживали и кормили (когда из-за болезни шевелиться было совсем туго), все их движения и слова сквозили холодом и ненавистью. Видимо, кто-то из Учих прознал об их отношении ко мне сразу после прибытия. Почему-то мне кажется, что это постарался Итачи: уж слишком сильно служанки вздрагивали, стоило ему только мельком посмотреть на них. Значит, я ничуть не ошиблась, когда посчитала его хорошим человеком.

Сейчас я могла спокойно спуститься вниз и не получить при этом травм из-за полёта с лестницы. Я вылезла из-под тёплого одеяла и почувствовала лёгкий озноб, сопровождаемый диким желанием вернуться обратно в кроватку. Но продолжать овощеподобный образ жизни мне не очень-то хотелось. Так как я долгое время не вставала (те немногие случаи, когда меня буквально относили по личным нуждам, не считаются), у меня немного подкосились ноги от непривычки. Никогда бы не подумала, что неделя валяния на кровати отбросит меня на восемнадцать лет назад, когда я с трудом могла стоять на ногах, будучи ребёнком. Я нацепила махровый халат, привезённый мной из дома и бережно хранимый где-то на дне чемодана, и выплелась в коридор. Со скоростью пожилой черепахи на песке я двигалась на кухню, понимая, что мне нереально хреново. Я с трудом сползла с лестницы, практически повиснув на перилах.

Я слышала запах кофе, только что сваренного, и почему-то меня начинало тошнить только от одного представления горького вкуса. С чашкой в руках, присев на край стола, стоял тот, кого я бы хотела видеть в последнюю очередь. Ярый ненавистник всего без причины (ну либо мне об этих причинах ничего не было известно). Я потупила взгляд в пол и присела на стул, который оказался рядом как нельзя кстати. Я чувствовала, как меня трясёт от холода, как немеют мои конечности от усталости, казалось, всё в голове сделано из тумана. Тишина, воцарившаяся между мной и Саске, была нарушена его шагами. Я уж было обрадовалась тому, что этот парень наконец-то уходит, и мне удастся стащить какую-нибудь вкусняшку из холодильника. Он остановился прямо напротив меня, после всего произошедшего я могла бы ожидать того, что его кофе снова окажется на мне, но мельком я заметила, как Учиха поставил чашку на стол. Слова Итачи никак не выходили из головы, как и злой и полный ненависти взгляд Саске (не только взгляд, кстати говоря, кое-что другое тоже мучало меня в кошмарах), поэтому я совершенно не знала, чего от него ожидать. Его рука потянулась ко мне, и я зажмурилась.

— Совсем дурная? — раздражённо цыкнул Саске, мягко касаясь моего лба, перед этим осторожно убрав с лица спутанные волосы (не до внешнего мне вида сейчас совсем). — Так и думал, что с появлением новой девочки проблем прибавится, — он говорит так заносчиво и самовлюблённо, что меня начинает тошнить от такого его тона. Неужели нельзя общаться нормально, без издёвок и оскорблений (я прямо чувствовала, что вместо «девочки» там должно быть «шлюхи», весьма и весьма неприятно)?

И… насколько помню, это уже не первый раз, когда говорят о том, что я «очередная». Служанки только и шептались об этом, но, сколько бы я не расспрашивала Набе, та смиренно молчала, даже когда я попыталась её шантажировать. Похоже, распространяться о личной жизни своего хозяина они не могли. Уже тогда я почувствовала, что что-то не так. Неужели мой престарелый (ну это ведь так, если не обращать внимания на внешность) муженёк тот ещё ловелас? Вот старик даёт! Шикарный мужик, как ни посмотри: огромное состояние, западные корни (спасибо всемирной сети), обаяние (этого, пожалуй, с излишком), внешность и хорошая физическая форма (к сексу пригоден). Тем не менее, меня не особо радует статус шлюхи в этом доме.

— Выздоровеешь и отплатишь мне сполна, — Саске раздражённо вздохнул, вызволяя меня из плена моих рассуждений. Прекрасно, я просто молчала, а уже ему должна. — Не дёргайся, — тихо прошептал он, наклоняясь ко мне ближе и заставляя меня вздрогнуть и окончательно очнуться. Я беззвучно шевелила губами, вроде как пытаясь возмущаться, а вроде как предпринимая попытки сказать, чтобы он отошёл от меня подальше. Тело мгновенно бросило в жар, вкупе с ознобом это казалось крайне странным.

Саске аккуратно (что весьма удивительно, учитывая недавнее отношение ко мне, например, высыпание на меня земли) взял меня на руки. То ли от резкой смены положения, то ли от запаха у меня закружилась голова, и я вцепилась в его футболку, слегка зацепив кожу, на что Учиха цыкнул, но промолчал. «Тяжёлая» — я прекрасно слышала, как он это сказал, остановившись и немного подкинув сползшую меня, но ответить не могла.

Никогда ещё так не болела. Тем более простуда надолго не затягивалась, но здесь, я уверена почти на все сто процентов, большую роль сыграли стресс, новые впечатления (особенно одно, мучавшее меня уже который день), новые знакомства, смена привычной обстановки. Я ведь и правда начала чувствовать себя лучше, даже начала подумывать о том, что скоро этот одинокий кошмар закончится, а тут за несколько минут снова вернулась к состоянию овоща.

Я не хочу снова оставаться одна. Итачи сказал, что не вернётся, возможно, следующие пару дней, а кроме него никто не способен принести спокойствие моей буйной душонке. Сейчас никто, но когда-то давно, когда всё было замечательно, мне хватало улыбки и объятий.

Честно, недавно я вам солгала. В детстве я как-то умудрилась так же сильно заболеть и слечь почти на целый месяц. Мой иммунитет был ослаблен, поэтому маленькому ребёнку ничего не стоило заболеть, пробежавшись в прохладную погоду без достаточно тёплой одежды. Я вообще часто убегала из дома в холод без куртки, за это меня уважали местные дети, потому что я не слушалась родителей и смело щеголяла в одной футболке. Я совсем не понимала, что подаю плохой пример и заставляю волноваться своих родителей. И вот после очередной такой выходки я, пятилетний ребёнок, попала в настоящий ад изо льда и пламени. Мне было то жарко настолько, что я готова была прыгнуть в ледяную реку, то настолько холодно, что, казалось, даже лава не в состоянии унять мороз.

Мне было страшно и больно. Лекарств у нас не было, хотя папа как ошалелый носился по всему городу, собирая деньги, чтобы вылечить меня. В такие моменты мама нежно обнимала меня и гладила по голове, напевая колыбельную. Удивительно, но мне становилось немного легче. Сейчас я бы всё отдала, чтобы ещё раз услышать её голос, нежный и успокаивающий, чтобы ещё раз прикоснуться к ней. Я чувствую, как из глаз льются слёзы из-за нахлынувших воспоминаний. Эта чёртова простуда так сильно сломила меня, заставила откопать в душе самое теплое и болезненное.

Тихая мелодия струится по моим венам, я слышу её, мою любимую колыбельную. Так же как и в детстве передо мной сияющий добротой и спокойствием силуэт мамы, ангела, моего. Она нежно напевает, накрывая меня одеялом, и прикасается своей тёплой и большой ладонью (самым надёжным, что существует в этом адском пламени) моего лба. Неосознанно улыбаюсь и хватаю её руку, пытаясь продлить свой сон ещё на немного.

— Не уходи, — я шепчу своим охрипшим от жажды голосом, сильнее сжимая её ладонь. Из глаз льются слёзы и скатываются по её коже. Я чувствую тепло, давно забытое, но всё ещё оказывающее на меня невероятный успокаивающий эффект. Окунувшись с головой в ощущения детства, я добавляю: — мама, — и улыбаюсь.

Мир становится безмятежным и тихим. Я, кажется, действительно ощущаю, как мои силы медленно восстанавливаются. Этот сон для меня стал тем самым глотком горячего кофе, помогающего окончательно проснуться, с утра. Либо у меня нереально сильное обоняние, что я смогла учуять запах из кухни, либо у меня прекрасное воображение, что я очень отчётливо слышу запах в своих мыслях.

— Чтоб тебя… — сквозь пелену прекрасного сна я слышу тихое возмущение совсем рядом, но нет ни сил, ни желания просыпаться, чтобы узнать, кто это. Лучше отправлю это незначительно воспоминание в топку своего мозга, ибо, скорее всего, это всё просто-напросто навеяно простудой. Наверняка.

Выставленное на продажу сердце. Глава 10

Честно говоря, я даже знать не знаю, чем было вызвано моё недавнее состояние, ибо сегодня я чувствую себя живее всех живых, пожалуй, даже лучше, чем до болезни. Это не может не радовать, но и удивлять тоже. Согласитесь, весьма странно, что вчера я чуть не умерла, а сегодня — огурчик. Проснувшись, я чувствовала небывалую лёгкость. Глаза немного опухли, кажется, вчера я вдоволь нарыдалась. Надеюсь, никто этого не видел.

— Привет, — дверь в комнату открылась, тихим щелчком замка была развеяна тишина, царившая вокруг меня. Я повернула голову и уже было хотела сказать служанкам, я почти на все сто процентов была уверена, что это они, что мне ничего не требуется, как застыла. Передо мной стоял Итачи. Он улыбался и тепло смотрел на меня, его правая рука была поднята в знак приветствия.

— Итачи! — радостно вскрикнула я, соскакивая с кровати и отбрасывая недавно взятую книгу в сторону.

— Я вернулся, — он убрал руки в карманы, не переставая улыбаться. Я едва сдержалась, чтобы тотчас не броситься к нему на шею с крепкими объятиями. К счастью, вовремя сдержалась.

Я далеко не дура, потому прекрасно понимаю, что у меня к Итачи симпатия. Может, чуть больше дружеской, родственной — тем более. Было бы прекрасно, встреть я его раньше, решил отец выдать меня замуж за него, а не за очаровательного старикашку. Раз уж всё решено, и выхода, судя по всему, у меня нет (а что я вообще могу сделать, если сама на это подписалась?), придётся быть той, кем я являюсь, мачехой двум юношам, которые старше меня.

— Э? — я впала в ступор до того, как успела сказать о своей радости и недавних событиях. — То есть «вернулся»? Я что, опять проспала несколько дней? — понемногу меня охватывала лёгкая паника, хотя, скорее всего, истерика. Неужели я снова потратила несколько дней своей юности впустую, да ещё и не смогла этого заметить? Итачи лишь засмеялся, прикрывая рот кулаком и слегка наклоняясь вперёд.

— Нет, — он наконец-то успокоился и ответил мне. Он даже раскраснелся от смеха, мне это, конечно нравилось (выглядел он очень мило), но и немного удручало то, что так смеялись непосредственно надо мной. — По правде говоря, — Итачи вздохнул, опустил глаза вниз и прикоснулся ладонью к своей шее, а затем снова посмотрел на меня, — я очень торопился. — я не отводила взгляда, пытаясь хоть на немного продлить такой момент, наполненный смущения и лёгкого напряжения. Итачи всё-таки сдался и резко выдохнул, закрывая краснеющее лицо рукой, оставив небольшой промежуток между пальцами для глаз. — Торопился к тебе.

Мне так не хватало музыкального сопровождения в этот момент, ну, вроде той мелодии, которую включают, когда случается что-то крайне необычное и неожиданное. Это бы хоть как-то нарушило молчание, которое ни Итачи, ни — тем более — я не могли прервать. Мы оба были весьма смущены, пожалуй, слишком для взрослых людей. Я понятия не имела, что мне ответить, в голове все мысли смешались. Одна часть мозга запустила в моем воображении весёлый танец и радостные крики с прыжками до потолка, вторая заставляла меня метаться в панике, третья тихо и адекватно шептала: «Он почти твой сын, дура». «Нечему здесь радоваться», — вторило ему моё второе «я». Успокоив свои расшалившиеся нервишки и сердечко, я вздохнула, и уже собиралась произнести слова в духе мачехи, но Итачи сам начал разговор.

— Вообще я еще вчера вернулся. Пришлось раздать задания почти всем работникам и самому немало постараться, чтобы успеть. — горькая усмешка коснулась его губ. — Я торопился, потому что знал, как тебе одиноко здесь. Я не хотел, чтобы ты скучала, — эта забота меня очень тронула, и я едва смогла держать себя в руках, едва могла удерживать слёзы благодарности. — Впрочем, я не очень-то был нужен.

— А?

— Кажется, тебе и правда лучше, — Итачи, наклонившись ко мне, мягко положил руку на голову. — - Проголодалась? — Я кивнула, чувствуя, что желудок отчаянно просит еды. Итачи улыбнулся, нежно проведя ладонью по волосам, и поманил за собой, естественно, я готова была на всех парах мчаться за ним, но немного усмирила свое желание и относительно спокойно проследовала за ним.

На кухне был он, ходячий кошмар этого дома. Мне показалось, что Саске был более хмурым, чем обычно. После одного взгляда на меня он закатил глаза и снова уткнулся в телефон. Даже не поздоровался, до чего же он невоспитанный.

— Доброе утро, — а вот Итачи поприветствовал брата со всем радушием, — Саске, — или нет. В какой-то момент мне показалось, что меня обдало холодом от голоса Итачи.

Саске злобно сверкнул глазами. Сегодня отношения между братьями куда более напряженные, чем обычно, ну, мне кажется. Он молча встал, оставив на столе почти нетронутый завтрак. Проходя мимо меня, Саске едва заметно кивнул. Я видела в его глазах сочувствие, хотя мне наверняка показалось. Нет, совершенно точно показалось.

— Итачи? — я прикоснулась к нему рукой.

— Давай завтракать, — Итачи ответил мне с тёплой улыбкой и сел за стол. Вскоре горничные поставили перед нами тарелки с едой.

— С ним трудно, правда? — когда мы уже почти доели, спросил до этого молчавший Итачи.

Мне правда хотелось о многом с ним поговорить, расспросить о работе, о книгах, о том, как он провел время, но я не решилась. Пусть Итачи и выглядел непринужденным с его милой и доброй улыбкой, но я чувствовала, что он расстроен, что сейчас ему лучше дать время.

— С Саске? — В моей голове проносились воспоминания о нашем взаимодействии в этом доме. — Не то слово. — Итачи улыбнулся, прикрыл глаза, глубоко вдохнул и снова посмотрел на меня.

— Я надеюсь, вы с ним подружитесь, — я нахмурила брови, не понимая, как с этим мрачным и грубым созданием можно сойтись. Итачи, будто прочитав мои мысли, продолжил: — На самом деле он не такой холодный и неприступный, каким хочет казаться. Скорее, это по нашей с отцом вине он стал таким хмурым, — он неловко улыбнулся и потер шею. — Ну, знаешь, раньше он был таким милым братиком, постоянно бегал за мной и старался во всём походить на меня.

— Это Саске-то? — я недоверчиво подняла брови.

— Как бы невероятно это ни звучало. После смерти… — Итачи прервал звук разбивающегося стекла. Мы вздрогнули и посмотрели в сторону источника шума.

— Не слишком ли ты много болтаешь, «братик»? — Саске выглядел крайне злым. У меня мурашки от этого парня. «Он точно нормальный?» — задавалась я вопросом, смотря на осколки у моих ног. Боже, сколько у него силы. — Очередным шлюхам этого знать не нужно. Да и, кажется, отец запретил разговоры об этом в стенах этого дома. Ах, я забыл, — Саске подошел к Итачи и наклонился к нему, — ты же любимый сын, тебе всё простят.

— Я не шлюха, знаешь ли, — возразила я, когда в столовой повисла напряженная тишина. Этот Саске всё-таки напрямую сказал это, а не используя более завуалированный вариант.

— Сколько мне нужно заплатить, чтобы ты была со мной?

— Хах, — я нервно усмехнулась, пытаясь не сорваться и не начать скандал, в котором я, очевидно, в проигрыше, даже если на мою сторону встанет Итачи. Хотя, полагаю, его вмешательство только бы усугубило ситуацию и окончательно испортило бы отношения между братьями (будто они не окончательно испорчены). — Не волнуйся, мальчик мой, тебе твоих карманных денег не хватит, я не настолько дешевая.

— Ты…

— Саске, — остановил его Итачи, — прекрати. — И я снова ощутила этот прожжённый ненавистью воздух.

— Да пошел ты. — Саске злобно цыкнул и, испуская ауру убийцы, направился к выходу, но перед дверью остановился и обернулся, обдав нас ледяным взглядом. — Тебе лучше молчать, чертов братец. — Громко хлопнула дверь.

— Он такой нервный, — я поёжилась, вспоминая, что мне с этой ненавистью на ножках еще черт знает сколько жить.

— Прости его, — и снова извиняется Итачи. — Он пытается быть плохим, но у него это плохо получается. Даже вчера… кхм. Давай есть. — Итачи улыбнулся.

Что было вчера? А вчера была чёртова температура, так что я помню абсолютную тьму в моей пустой голове. Атмосфера стала неловкой. Я уже не помнила, о чем мы говорили до прихода Саске, новые, как казалось моему мозгу, темы были уже обсуждены несколько дней назад. Мне безумно хотелось спросить про это загадочное «даже вчера», но, черт, было слишком неловко. Мне правда казалось, что Итачи не хотел говорить об этом. В общем говоря, остаток обеда после моего долгожданного воссоединения с лучиком света в темном царстве мы провели в тишине. Да скажи ты уже что-нибудь! Сам же создал это неловкое молчание, чертов братец. О боже, убейте меня, я цитирую Саске.

— Ммм, — вау, оно живое! Итачи наконец издал какой-то звук. — Что ж, давай по комнатам, Сакура. — он улыбался так невинно, а в моей голове было громкое и продолжительное «эээ?!», а на лице недоумение.

— Хорошо. Пока, до ужина, Итачи, — я обратилась к нему, когда проходила рядом.

— Конечно, — он нежно погладил меня по голове, и за это я готова была его простить, но, конечно, я не прощу, потому что я идиотка. И сейчас я так по-идиотски засмеялась от его прикосновения. Кто-нибудь убейте меня.

Я влюбилась в своего сына. Ну он пасынок, но факт остается фактом. Я просто рухнула в подушку лицом, скрывая в ней горящее от смущения и осознания лицо.

СасуСаку.ру - Выставленное на продажу сердце - версия для печати