Неделя

День первый

— Я вот немного тебя не поняла сейчас, Наруто. Повтори еще разок: зачем Саске пришел?

Сакура отрывает взгляд от тошнотворно-неровных столбцов отчета о закупках и с небывалым удивлением осматривает стоящую у входа парочку. Наруто Удзумаки и Саске Учиха. Выглядят они ровно так же похмельно, как и сама Сакура: опухшие, помятые лица, слежавшиеся с одного бока волосы, беспокойно-ищущий взгляд и охрипший голос. Вечерние посиделки в Ичираку и двух барах дают о себе знать.

— Сакура-чан, Саске будет помогать тебе во всем. Станет твоим учеником и будет выполнять всякие эти… нууу… как они называются… там, где уколы или перевязки…

— Процедуры?

— Да! Их!

Наруто с таким облегчением хватается за подсказку, счастливо улыбаясь ошалевшей от его откровений Сакуре, что внутри все скручивает нехорошим предчувствием — кажется, они не шутят.

— Мне не нужен помощник, На-ру-то! И ученик тоже! Идите и займитесь своим делом, хватит меня отвлекать.

Ей приходится подключить рассерженный взгляд к устрашающему голосу, чтобы бывшие сокомандники осознали: не туда и не в то время пришли развлекаться. И даже если заваленной по горло Сакуре правда требуется толковый помощник, способный хоть немного облегчить ей жизнь, это точно не мог быть Саске Учиха. Только не он.

Сакура привычным усилием подавляет тепло в груди. Ее детская влюбленность давно переросла в умение быть рядом, не раздражая Саске слезливыми признаниями. После окончания войны пришлось оставить мечты и надежды, пришлось принять реальность и дать себе пинка, чтобы двигаться дальше. Отодвинуть привязанности в сторону, загрузить себя работой и просто ждать, когда наконец-то отпустит. Должно же ее отпустить?

И у нее почти получилось. Поэтому ей сейчас совсем-совсем не нужен Саске Учиха под боком.

— Но Сакура-чан! Ты же сама вчера говорила, что все наши навыки и техники даже рядом не стоят с умением лечить людей! Что мы и мизинца любого врача в Конохе не стоим! Что мы два павлина, которые вот-вот лопнут от гордости, хвастаясь тем, как умело они забирают жизни, но ни один из нас не умеет эту самую жизнь возвращать! А значит, мы совсем-совсем не крутые! Ты сказала…

— Я? Я сказала ТАКОЕ?

Сакура прижимает ладонь ко рту и заглушает испуганный вопль. Неужели она и правда выдала вчера нечто подобное? Да как так? Она не могла! Она просто не могла!

— Да.

Глухой и резкий ответ, короткий до предельно возможного, развеивает все сомнения. Саске не стал бы обманывать. Ему это вообще ни к чему.

— И… что же еще я говорила?

Наруто редко улавливает откровенный сарказм в ее голосе, но сегодня он неожиданно понятлив. Пока Сакура размазывает по лицу вспотевшей от паники ладошкой неизбежное, главный оптимист Конохи перечисляет кажущиеся абсолютно неправдоподбными условиями заключенного между участнкиами команды номер семь пари. И даже не скрывает своего веселья.

— Саске будет помогать тебе в течение одной недели. Выполнять любые поручения, которые ты ему дашь, но это должно быть связано с лечением. Ты учишь его медицинским техникам, берешь с собой на операции, перевязки, уколы! Если он продержится, не сбежав, и научится заживлять простые порезы, то мы выиграли! А если нет…

— Господи…

Сакура трет и трет виски, пытаясь вспомнить, как и почему все вдруг стало настолько плохо, что ее слежавшийся от времени безмолвный протест наконец прорвало. И главное — зачем?

— А я не могу отказаться? Совсем никак?

— Конечно, можешь, Сакура-чан! Признавай свое поражение — и я тут же отведу тебя на свидание!

— Чтооо?

— Ты не помнишь? По условиям пари, если ты проиграешь, я веду тебя на свидание, а если выиграешь — ты ведешь Саске. Ну так что?

«Чтобы я еще хоть раз пошла с ними на второй круг!!!» Сакура вымученно улыбается, понимая, что сама себя загнала в тупик и другого выхода, кроме как принять Саске в свои помощники, у нее нет. Ужасное положение дел, но если подумать, ему всегда можно дать много работы подальше от себя, можно отправить его в гнойное или детское, можно поставить на стерилизацию инструментов или в лабораторию…

— То есть, я правильно понимаю: Саске должен помогать мне целую неделю, выполняя любые поручения медицинского характера? И если он не продержится до конца срока, то я победила?

— Все так, Сакура-чан!

— Я одного не понимаю, почему Саске, а не ты, Наруто?

— В смысле почему? Ты не помнишь? Меня отправляют на миссию в страну Камня, я не могу…

Разочарование в его голосе привычно отчетливое — сразу ясно, Наруто и сам не рад, что приходится уезжать, когда тут такое!

— Черт… а мы не можем сделать вид, что этого пари просто не было?

— Не можем.

Саске ловит ее взгляд в ловушку своего и едва уловимо качает головой из стороны в сторону. И от того, что именно он обрубает крылья последней надежде, в животе склизким холодком ворочается плохое предчувствие. Жизнерадостный оптимизм Наруто засыпает могильным курганом последнюю попытку все отменить:

— Да, Сакура-чан, мы не можем. Ты же сама настояла, чтобы мы скрепили наш спор в договоре, и отправила свиток Шестому на подпись.

— Вот черт! Неужели я?..

— Ну так что?

Кажется, терпению Саске приходит конец. Или его просто утомляет этот разговор. Или ему надоедает быть здесь, рядом с ней… Знакомая до последней грани боль пронзительно дергает сердце Сакуры. Взрослая, в свои двадцать три она уже один из самых опытных профессионалов. Красивая, мужчины постоянно провожают ее взглядом. Умная женщина Сакура Харуно и ее глупая безответная любовь, которую давно пора забыть. Давно… да уж… Вот только прижилась неисцелимой хронью слабость к Саске-куну, и как ни пыталась она вывести эту заразу — ничего не помогало…

Так, может, этот спор — именно то, что надо. Одно дело — любить издалека. И совсем другое быть рядом с Саске целую неделю, узнавать его плохие стороны, разочаровываться в нем и обижаться. Жалеть о своем выборе. И в конце концов разлюбить! С его безмерным высокомерием это неизбежно. Хм… Видимо, пьяная Сакура намного умнее трезвой.

— Я согласна. Пусть будет моим помощником.

Наруто выбегает из кабинета, едва успев хлопнуть Саске по плечу. Из коридора слышится его радостное: «Ты справишься, Саске! Не поддавайся ему, Сакура!»

— Ну, конечно…

Сакура на минутку прикрывает глаза, позволяя себе последние мгновения слабости. Это всего неделя. Семь дней. Она справится. Она и не с таким справлялась. Вернув себе спокойствие и уверенность, главный медик госпиталя Конохи мгновенно преображается, превращаясь из неуверенной, смущенной девчонки-генина команды номер семь в профессионала, знающего себе цену. И Саске как-то впервые понимает, что он никогда прежде не видел ТАКУЮ Сакуру.

Хочет сказать ей: «Ты можешь использовать мой потенциал на полную». Добавить, увидев ее расширившиеся от восхищения глаза: «Я в отличной форме, нет ничего такого, с чем бы я не справился». Но…

— Для начала получи униформу и пройди инструктаж у старшей сестры. Потом поднимешься ко мне. Я найду тебе дело.

… не успевает. Сакура стремительно выходит из кабинета, стоит какому-то медику забежать без стука и сделать испуганно-апокалиптическое лицо.

Раздражает.

Подбор формы, длинные лекции по охране труда и технике безопасности выматывают в первые же десять минут. Терпения у Саске не хватает даже чтобы сохранять вежливо-равнодушное выражение лица. Хочется плюнуть и признать поражение. Активировать риннеган и очутиться как можно дальше от пахнущих едкой стерильностью коридоров. Но въевшееся под кожу желание обогнать Наруто, доказать, что для последнего из клана Учиха нет ничего невозможного, заставляет сжимать кулаки и репетировать насмешливо-пренебрежительную фразу, которую Саске обязательно скажет по исходу своего срока. И только это дает ему сил продержаться. В конце концов, ну что такого страшного может придумать ему Сакура? Делать уколы? Менять перевязки?

— Сегодня ты на весь день прикреплен к детскому отделению. Там есть парочка непослушных пациентов. Твоя задача — поставить им капельницы и проследить, чтобы мальчишки выпили все прописанные лекарства. У них скоро операция, мы должны хорошенько подготовить их. И нет, к ним нельзя применять шаринган или любые другие техники. Это сильно ослабит их состояние, поэтому прошу тебя, постарайся обойтись словами. А если не получится, зови меня.

О том, каким подлым и безжалостным было это назначение в первый же день работы в госпитале, как несносны, оказывается, больные дети, как тяжело опираться на здравый смысл в переговорах с маленькими исчадиями ада, Саске высказал каменному лицу Четвертого хокаге. Высказать то же самое виновнику творящегося безобразия — Наруто — надо будет обязательно. Как только вернется с миссии этот непоседливый джинчуурики. А Сакуре последний Учиха лишь криво улыбнулся, уходя после смены домой. Надменно. Словно совсем не устал.

День второй

Утро начинается не как обычно в восемь, а в половину шестого. Оказывается, у Сакуры, вынужденной лично будить своего незванного помощника, рука тяжелая. И характер скверный. А еще она умеет так смотреть, что даже шаринган не активируется. К тому же это ее: «Сегодня много работы, надо прийти пораньше» — задает унылый тон всему дню. Без пятнадцати шесть в прохладном полутемном холле госпиталя Саске очень близок к тому, чтобы признать себя проигравшим.

— У меня после обеда две операции. До этого будешь помогать мне с обходом и осмотром особо тяжелых. На тебе карты и назначения. Если возникнут вопросы, спрашивай у меня или старшей медсестры. После обеда, пока меня не будет, попрактикуешься в ирьениндзюцу под руководством Шизуне. Я уже договорилась с ней. Не огорчайся, если с первого разу не получится. Ни у кого на самом деле не получалось. Просто выложись на полную и постарайся овладеть нужной техникой. Если возникнут вопросы…

— Понял.

Саске почти грубо выхватывает из рук Сакуры огромную стопку медкарт, ускоряет шаг и подходит к двери ее кабинета намного раньше. Этот инструктаж так бесит. Разговаривает, как с маленьким. Или глупым. Он хочет сказать: «Я был лучшим в академии! Может, еще алфавит меня учить придумаешь! Совсем за дурака держишь?». Хочет бросить в лицо эти проклятые карты, чтобы веером вокруг ног и по всему коридору осели белым прямоугольным снегом. Но…

— Пошли, не отставай. У нас очень много пациентов.

… не успевает. Сакура стремительно несется по лестнице вниз, лаская развевающимися полами халата тускло блестящие в утреннем полумраке перила.

Раздражает.

Гнилостный запах, гной, проступающий сквозь повязки, ампутированные конечности, покрытые гниющей коркой… спустя пару часов обхода особо тяжелых в гнойном отделении Саске кажется, что его желудок больше никогда не сможет нормально принимать пищу. Густые молочные капли гноя повсюду. Дважды во время перевязки одинокой бабушки его чуть не тошнит. Раз пятьдесят он бледнеет и чувствует, как не хватает воздуха в легких. И каждые полминуты хочет активировать риннеган, чтобы оказаться подальше от этого места. А Сакуре хоть бы хны. Улыбается. Разговаривает. Шутит. Подбадривает угрюмых и вредных стариков. И пальцы ее двигаются так быстро, что кажется, будто все это сон.

— А ты неплохо держишься для новичка. Молодец, Саске.

От похвалы Сакуры, брошенной на ходу по пути из гнойного отделения в оперционную, от ее вымученно-уставшей, прилепленной к лицу улыбки, у Саске сводит челюсти. Зачем она говорит это? Хочет поддержать, потому что увидела, как хреново ему было, пока перевязывал ту старуху? Или издевается? Специально подначивает?

— Ничего особенного. Что дальше?

О том, что за целый день он не съел ни крошки, Саске вспоминает только за полночь, когда возвращается после бесчисленных уколов, перевязок и бесплодных попыток освоить простейшее медицинское дзюцу домой. И в отсутствии у него аппетита виноваты вовсе не утренние гнойные впечатления. Оказывается, у врачей и медперсонала на еду может просто не быть времени.

День третий

На этот раз Сакуре приходится облить его водой, чтобы разбудить. Ее скверный характер проступает еще сильнее, когда она начинает причитать о своем языке, за который никто не тянул. Саске вскакивает, едва не подвернув ногу, ловит себя у самого края постели и быстро принимает свой обычный скучающий вид. Отряхивает с мокрой челки капельки воды, демонстративно подходит к двери и, срезав взглядом из-за плеча, бросает:

— Долго тебя ждать, Сакура?

На этот раз в расписании главы госпиталя всего одна операция, зато на смену вчерашнему обходу особо тяжелых приходит работа в скорой. Без пяти шесть утра. За шустрым цоканьем каблучков Сакуры по полутемным коридорам госпиталя Саске поспевает едва-едва.

— Запомни главное: не мешайся под ногами и беспрекословно слушайся врача. Здесь самое важное — скорость. Опоздаешь хоть на минуту и можно не спасти пациента. Для начала ты ближайшие два часа будешь учить название лекарств и алгоритм оказания первой помощи. Подойдешь к постовой сестре, она тебе все объяснит. Потом будешь помогать мне. Сегодня я планировала поучить тебя технике вливания чакры, но двое врачей заболели и их некем заменить. Поэтому если будут вопросы, обращайся…

Хочется сказать: «Как же ты достала! Бесишь! Ты хоть помнишь, с кем говоришь?» Крикнуть, топнуть ногой, разнести полкрыла вместе со скорой и теми, кто там. Но Саске только вздергивает голову повыше и, почти не вредничая, уверяет:

— Да знаю я!

И в ту же секунду резко разворачивается и отходит в сторону, боясь не сдержаться. Как же докучает ее внимание и дотошность. Этот приказной тон. Эта жертвенность.

Раздражает.

Смена в скорой начинается моментально, не отпуская до самого вечера:

— Перелом со смещением! Девочка, шесть лет. Без сознания…
— Колотая рана спины! Мужчина, двадцать восемь лет. Давление падает…
— Высокая температура уже третий день. Мужчина шестьдесят два года. Принимал антибиотики без назначения врача…
— Ургентное! Анафилактический шок! Женщина, тридцать лет, аллергия на орехи. Без сознания, пульс слабый…
— Кровотечение…
— Остановка сердца…
— Дыхательная недостаточность…

Саске теряется среди нескончаемого потока нуждающихся в помощи людей, бегая за каталками, перекладывая стонущих людей, доставая из шкафчиков системы, шприцы, бинты, ампулы, чистые инструменты… разрываясь между истерически-паникующей женщиной и молчаливо-смиренной девочкой.

Первые два часа он еще по привычке цедит слова сквозь зубы, неприязненно реагируя на четкие команды врачей и внутренне огрызаясь на каждое требование быть побыстрее. Но к обеду едва удерживает себя от желания броситься со всех ног к новому поступившему, и совсем не морщится, увидев открытую рваную рану. Промакивает кровь, смывает рвоту, держит за плечи крупного мужчину, которому двое врачей вправляют вывих бедра. Фиксирует в голове ключевое, чтобы не забыть отметить в карте. Вот только поесть он снова забывает.

— За мной.

Сакура возвращается в скорую под вечер, после трех внеплановых операций. Обводит взглядом людской муравейник, находит черную макушку бывшего сокомандника, понимающе улыбается и без раздумий идет к нему. Ловит его за руку и тянет в ординаторскую, не давая и шанса сказать что-то против.

— Полуживой от голода ты бесполезен. Ешь.

На столе дымится миска рамена из Ичираку и еще одна с карри.

— Я могу и сам о себе…

Конец фразы обрывается стуком захлопнувшейся двери. Саске изумленно замолкает, уставившись в распахнутое настежь окно. Что это было только что? Что за?.. Неужели Сакура не дослушала его? Аромат редьки и свежего бульона вышибает все мысли, кроме одной — как же вкусно!

День четвертый

Саске ловит Сакуру на пороге своего дома. В половину шестого утра он уже одет и готов к работе. На этот раз ей не удастся застать его врасплох. Хочется сказать: «Подумаешь! Я один из лучших Шиноби, настолько сильный, что могу в одиночку разгромить целую армию. Думала, я не справляюсь с каким-то будильником? Ха!» Но вместо этого выжидательно уточняет:

— Куда сегодня? Снова в скорую?

Сакура растерянно крутит головой, явно застигнутая врасплох его ранним подъемом. Опускает руки и на одном выдохе огорошивает:

— А?.. Что?.. Нет, Саске. Сегодня у тебя выходной. Я зашла сказать, что можешь не приходить. Отдыхай.

Исчезает быстрее, чем он успевает возразить. Убегает в свой госпиталь, даже не оборачиваясь на его окрик. Оставляет его дома, словно он неумеха какой-то, бесполезный и жалкий… да, именно! Она дает ему выходной, словно жалеет его.

Как же раздражает!

Саске активирует риннеган и оказывается в холле госпиталя за пять минут до прибытия Сакуры. Скользкая мыслишка: как бы этот выходной не зачли ему проигрышем, уперто скребется на подсознании. Наверное, поменяйся он с Сакурой местами, совершенно точно попробовал бы провернуть что-нибудь такое. Но глава госпиталя, увидев непослушного подчиненного, откровенно злится, стискивая сверкающие чакрой кулаки. Ей хватает ума и такта не отчитывать его перед затихшими больными и врачами, но не хватает милосердия, чтобы назначить ему работу в скорой, гнойном или детском отделении.

— Прекрасно! Раз так рвешься в бой, на тебе сегодня подготовка к операциям. И больные из терапии, которым требуется помощь с дефекацией. Спроси у медсестры Хатору, где у нас клизменная. На сегодня ты прикреплен к ней.

К вечеру, потратив огромное количество чакры на сохранение собственного рассудка, Саске впервые хочет признать, что его бывшая сокомандница, кажущаяся хрупкой и слабой, Сакура Харуно — страшная в гневе женщина. Очень страшная.

В этот день есть Саске не хочется совершенно. Но не от усталости.

День пятый

Сакура врывается в тот самый момент, когда Саске выходит из душа с обернутым вокруг бедер полотенцем. Вечерняя усталость вырубила элементарное желание помыться, а идти в госпиталь овеянным флером вчерашних приключений совершенно не хотелось. Поэтому пришлось встать в пять и натереться как следует жесткой мочалкой.

— Захвати с собой сменную теплую одежду. У нас вызов на вспышку простудных в небольшой деревне неподалеку. Ты отправляешься со мной. Должны вернуться до ночи, так что поторопись.

Сакура чеканно выплевывает слова и равнодушно смотрит на стену с фамильным гербом Учиха. С тех пор, как она запрыгнула в окно и вляпалась взглядом в покрытую капельками грудь Саске, все ее внимание поглощается осмотром интерьера и фотографий седьмой команды. Хочется, чтобы она повернулась и обомлела от восхищения. Чтобы снова посмотрела на него этим приторно-влюбленным взглядом. Дала хоть на минуту почувствовать себя выше, сильнее, лучше. Достойнее. Но Сакура отступает и отворачивается, стоит Саске приблизиться к ней. А когда уходит, намеренно медлит у двери, процеживая сквозь зубы прощальное:

— Через полчаса в госпитале. Не успеешь — засчитаю проигрыш.

Раздражает!

Саске поспешно одевается, утрамбовывая в заплечную сумку одежду, еду и оружие, на дорогу до госпиталя времени уже не хватает — бледно-сиреневое свечение риннегана помогает успеть за минуту до жесткого дедлайна. Сакура ждет его в холле, пристукивая каблучками сандалий и натурально провожая бег секундной стрелки на висящих у двери часах.

Хочется спросить у нее: «Почему?» Но…

— Пошли. Направление на северо-запад. Если поторопимся, будем в деревне через два часа.

… она сбегает, не оглядываясь назад. Не давая ему и шанса предложить использовать технику телепортации. И смотреть ей в спину так… непривычно-неприятно…

Кто бы знал, какими противными бывают болеющие обычной простудой люди. Саске удерживается из последних сил, чтобы не погрузить всю эту деревушку в гендзюцу, где они проспят, пока не поправятся. Насколько проще был бы процесс лечения, если бы не приходилось успокаивать истерики боящихся уколов детей. Если бы взрослые бородатые мужчины не зажимали руками рот, боясь пробовать неизвестное лекарство. Если бы старейшины деревни молча сидели на своих помостах, не надрывая горло глупостями о том, что смерть неотвратима, нечего ей мешать.

И как только Сакура держится среди всего этого хаоса? Как еще умудряется улыбаться и быстро, точно выполнять свою работу? Почему до сих пор не разнесла чертову деревушку парой своих фирменных ударов?

Саске получает ответы на все свои вопросы, стоит им отправиться в обратный путь. Стоит Сакуре, потеряв от усталости концентрацию, полететь с дерева на землю. Стоит ему осознать простую истину: все это время эта слабая, как он думал, девчонка работает на износ. Так самоотверженно и преданно, что совсем не думает о себе. И, кажется, что никто в целом свете о ней не думает. От этой мысли становится стыдно. Саске едва успевает подхватить и аккуратно уложить ее, сладко-спящую, на покрытую мхом землю. Смотрит, как легко и быстро поднимается в такт дыханию девичья грудь, как неловко пальцы цепляются за край отворота ципао, как одна нога, с которой при падении слетела сандалия, ищет себе удобное местечко на мягком мху.

Кто-то сказал бы, что Саске любуется. Но это так глупо, что даже думать не хочется. Несерьезно как-то.

Пакет с сухпайком разжевывается при свете костра под аккомпанемент странных, неизгоняемых из головы мыслей. Каждая из которых под любым предлогом возвращается к спящей под его теплым плащом девушке с розовыми волосами.

День шестой

В этот раз их будит начавшийся под утро дождь. Запахом мокрой земли, шелестом густых крон, тихим шорохом мелких капель. Саске ставит барьер, окутывая в непроницаемый кокон небольшую полянку с костром у широкоствольного клена. Сакура просыпается поздно, когда горизонт уже высветляется и зябкая сырость утренних сумерек проникает даже сквозь теплую ткань.

Саске не помнит, чтобы когда-нибудь видел, как просыпается Сакура. Как легко вздрагивают ее веки, как приоткрываются пухлые губы, втягивая побольше воздуха, как руки тянутся вверх, заставляя тело выгнуться в небольшую дугу. Как вся она замирает на несколько мгновений в бесконтрольно-прекрасном моменте пробуждения и первой радостной мысли.

Саске не знал, что ему может понравиться эта картина.

— Черт! Сколько времени? О нет! Только не сегодня! Саске, ты можешь нас перенести прямо в госпиталь? У меня на сегодня три операции!

Проснувшаяся Сакура похожа на торнадо в миниатюре. Такая же разрушительная и такая же непредсказуемая. Саске остается только приобнять ее за плечи и быстро перенести в Коноху. Хочется спросить: «А сразу нельзя было сриннеганить туда и обратно? К чему были все эти геройские марш-броски? Я же просил использовать мои навыки на полную, так какого черта?» Но вместо этого просит:

— Могу я присутствовать на операциях?

Смотрит почти просительно. Ждет. Ловит быстрый кивок Сакуры, отошедшей от него уже на десять шагов. В ту же секунду равняется с ней и идет плечом к плечу по коридору в направлении душевых. Стерильный запах боксов щекочет ноздри, слепящий свет хирургических ламп и прохлада операционных заставляют вздрогнуть в предвкушении. Где-то там сегодня будут спасать жизнь. И впервые Саске не думает об этом пренебрежительно, а идущая рядом Сакура кажется ему полубожественным созданием.

Кажется, сегодня поесть ему снова не удастся.

Что Саске запомнит о шестом дне, проведенном в госпитале Конохи, так это кровь. Кровь повсюду: на руках, на белых костюмах, на лицах, стенах, полу… Кровь заливает все, бьет фонтаном, пульсирует, стекает тонкими струйками. И сколько бы швов ни наложили умелые руки Сакуры, впервые державшему крючки Саске казалось, что кровь никогда не остановится.

Если подумать, за свою жизнь Саске навидался всякого, и уж чего-чего, а крови было в избытке. Сначала резня клана, потом подоптыные в лабораториях Орочимару, следом война… И повсюду смерть вымарывалась багряно-алым. Постепенно знак равно между этими словами стал константой. Наверное, поэтому Сакура, испачканная кровью по уши во имя спасения жизни, казалась особенной. Невероятной. Обладающей такой силой, которой у самого Саске и в помине не было. И только поэтому, глядя на нее, ловко орудущую скальпелем или накладывающую швы, хотелось улыбнуться. Хотелось сказать: «Ты молодец! Это просто потрясающе! Я никогда не смогу так!» Но…

— Хочешь попробовать, Саске? Иди покажу, как дренажить артерию.

… она снова выбивает почву у него из-под ног, обхватывая своей рукой его ладонь и уверенно направляя особым образом согнутые пальцы прямо в разрез на ноге пациента.

Вместо трех операций Сакура делает пять. Две небольшие — аппендицит и открытый перелом — уже после окончания смены. Саске терпеливо ждет ее у кабинета, периодически спускаясь к автомату в холле, чтобы каждые полчаса приносить свежемолотый горячий кофе. Ему отчего-то хочется угостить наверняка чертовски уставшую Сакуру. Смелую, самоотверженную, не щадящую себя Сакуру, которую еще неделю назад он считал слабой и никчемной. Просто влюбленной дурочкой, которая слезливо вымаливает ответное чувство, не понимая, что полюбить Саске может только равную. Равную по силе.

Раздражает.

Собственная глупость и гордыня. Выработанное с годами равнодушие. Намеренная жестокость к самым дорогим и близким. Саске тянет очередной остывший кофе и думает лишь о том, что имея два самых мощных глаза в мире, оказаться слепцом очень обидно.

— Ты чего не идешь домой? Твоя смена давно закончилась.

Сакура стоит над задремавшим Саске и хмурится. Увидеть его здесь и сейчас, в это самое мгновение, когда все внутри буквально кипит после проведенного вместе дня, — так не кстати. Столько сил ушло, чтобы обрубать ложные надежды всякий раз, стоило его темным глазам задержаться взглядом на ней чуть дольше! Столько галлонов показного равнодушия прокачано сквозь кровь, чтобы не выдать, как отзывалось ее тело на его близость. Как жгло ее ладонь, когда она учила его простому. Не сейчас. Завтра. Или послезавтра. Или никогда.

— Жду тебя. Уже очень поздно. Давай провожу.

В какой момент сердце летит в пятки — Сакура не помнит. Она просто чувствует, как от небывалого сочетания слов, сказанных всегда недовольным и грубым Саске, ее душа пытается воспарить к небу, а тело, залитое свинцовой усталостью по макушку, вдруг становится легким и послушным. «Он ждет… меня?» Звучит как очередное гендзюцу. Неправдоподобно. Непривычно. Господи, да когда и кому вообще Саске говорил подобное?! Хочется сказать: «Да, я согласна! Бери меня и веди, куда захочешь: домой, под венец, в пасть льву! Потому что я люблю тебя!» Но…

— Мне еще нужно поработать. Увидимся завтра.

… она трусит. Трусит, наученная горьким опытом. Сбегает, крутанувшись на мягких подошвах оперционных тапочек, и быстро запирается в своем кабинете.

Выпивший не меньше литра кофе Саске в полном недоумении поднимает левую бровь.

День седьмой

Саске не пришел на смену ни в половину шестого — этого Сакура и не ждала, если честно. Ни в семь — а вот тут уже надо было бы послать за ним кого-нибудь. Ни в восемь, девять, десять… Он просто не пришел. Прогулял. А значит… как ни сложно было себе это представить, она выиграла. Победила. Хотя причина, по которой это произошло, казалась Сакуре несправедливой. Наверное, именно поэтому у победы был слишком горький вкус. Словно украла, обманула, отобрала.

— Черт! Как назло даже выйти не смогу сегодня, чтобы проверить, не заболел ли мой помощничек!

За день Сакура столько раз проходит по коридорам и лестницам трехэтажного госпиталя Конохи, что к вечеру одна мысль о возвращении домой заставляет содрогнуться. Ну уж нет. Диван в ее кабинете пркрасно подойдет, чтобы утолить потребность организма в отдыхе. А душ… Душ. Хм… Душ она примет завтра перед операцией. Ничего такого. Вот бы поесть еще достать, а то желудок скоро сам себе переварит с таким режимом питания.

Если бы только знать, что с Саске все в по…

— Привет. Еще не спишь?

Его голос раздается над ухом, прямо над краем накинутого наспех одеяла. Сакура подскакивает, почти сталкиваясь лбом со спокойно сидящим рядом Саске, трет глаза, тянет ладони, чтобы удостовериться — не привиделось. И только потом вспоминает:

— Где ты был весь день? Почему не пришел? Почему ты прогулял? Ведь получается, что я выиграла, а ты…

— Так говоришь, как будто не рада этому.

Саске тянется рукой и заправляет упавшие на лицо розовые пряди. Приглаживает их, пока не превращает разрушенное птичье гнездо на голове Сакуры в прическу, но даже после этого задерживается ладонью на ее приподнятом в ожидании плече и слегка поглаживает.

— Но это нечестно. Ты усердно трудился последние шесть дней. Ты выполнял гораздо больше того, что достается новичкам и ни разу не пожаловался. Ты так сильно помог мне — просто не представляешь! А этот прогул! Почему ты не пришел? Разве не понимал, что?..

Саске хочется сказать: «Понимал. Прекрасно понимал, что проиграю. Именно поэтому и остался дома. Думал о тебе, вспоминал, как ты вчера зажала артерию пальцем, хладнокровно и спокойно остановила кровь и спасла пациента. Представлял, как после моей победы ты пойдешь на свидание с Наруто и чуть не испепелил полдома катоном. Потому что я не хочу, чтобы ты шла с ним. Я хочу, чтобы ты пригласила меня». Но…

— Просто скажи, когда и куда. И давай закроем тему вселенской несправедливости.

… перебороть свою натуру он пока не в силах.

Раздражает.

Он нехотя убирает руку, уютно согревшуюся на тонком плече, резко вспыхивает шаринганом быстрая техника погружения в сон, теплое одеяло до подбородка, чтобы Сакура не замерзла. Саске подходит к окну и всматривается в разлившуюся разноцветными огнями деревню, где теперь живут люди, спасенные его рукой. Его тянет выйти, подняться на гору и посмотреть оттуда, но он возвращается и садится на краешек дивана. Ему хочется быть здесь. Хочется быть рядом с Сакурой. И он ничего не может с этим поделать.

Прочитали?

Baby ArielButterfly BlackNohara RinКиров Джалилов

Алеся Витковина
6

Навание: Неделя
Автор: Алеся Витковина VitkoVina
Дисклаймер: Масаси Кисимото
Жанр (ы): Отношения на спор, POV , Hurt/comfort , Гет ,
Персонажи/Пейренги: Саске Учиха/Сакура Харуно, Наруто Узумаки
Рейтинг: R
Предупреждения: ООС

Одобрил(а): Александр 31 июля 2022г. в 15:32

Глава: 1

---